|
Самое левое право |
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| По мнению большевиков, дореволюционный суд слишком рьяно защищал интересы личности и слишком мало заботился об интересах государства |
Тяжелое наследие
Дореволюционная система судопроизводства выглядела вполне респектабельно. После знаменитой реформы 1864 года, введшей в российское судопроизводство суд присяжных, независимую адвокатуру, несменяемость судей и т. д., юридическое образование вошло в моду, и число юристов постоянно росло. А отпечаток эта профессия накладывала. Для юриста, и в первую очередь адвоката, права личности всегда представляли большую ценность, чем интересы государства, а профессиональная подготовка давала возможность активно отстаивать свои взгляды. Среди представителей этой профессии было много либералов, но к крайним революционным течениям слуги закона относились плохо, хотя и были готовы защищать революционеров в суде.
Революционеры же юристов не любили, хотя и пользовались их услугами. "Адвокатов,— писал В. И. Ленин ожидающей суда революционерке,— надо брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает. Заранее им объявлять: если ты, сукин сын, позволишь себе хоть самомалейшее неприличие или политический оппортунизм... то я, подсудимый, тебя оборву тут же публично, назову подлецом, заявлю, что отказываюсь от такой защиты... Юристы — самые реакционные люди, как говорил, кажется, Бебель. Знай сверчок свой шесток. Будь только юристом, высмеивай свидетелей обвинения и прокурора... но убеждений подсудимого — не смей и заикаться. Ибо ты, либералишко, до того этих убеждений не понимаешь, что даже хваля их, не сумеешь обойтись без пошлостей".
После Февральской революции либерально настроенные юристы стройными рядами пошли во власть. Адвокатская корпорация стала основным поставщиком кадров для Временного правительства. Помимо Керенского из этой корпорации вышли многие министры, чиновники, не говоря уж о новых судьях и прокурорах.
Оказавшись у власти, юристы приступили к подготовке судебной реформы. Для занимающихся адвокатской практикой были отменены национальные ограничения, и в марте 1917 года в Москве были допущены к ведению дел 110 евреев, а в Петрограде — 124. Полным ходом шла подготовка нового закона об адвокатуре, однако проведению правовых реформ помешала большевистская революция.
Революционная целесообразность
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Если в первые послереволюционные годы среди заседателей еще встречались лица с высшим образованием (на снимке — участники съезда народных заседателей 1918 года), то вскоре на их место пришел победивший пролетариат |
Конечно же, юристы были и среди большевиков: соответствующее образование имели Петр Красиков, Николай Крестинский, тот же Петр Стучка и многие другие, да и сам Ильич успел потрудиться на юридическом поприще, проработав года полтора помощником адвоката в Самаре. За это время он провел десять дел и все проиграл. Не исключено, что этот провал и стал причиной резко отрицательного отношения Ленина к судопроизводству и вызвал у него желание не оставить камня на камне от прежней судебной системы. Да и слово "адвокат" Ленин использовал в основном в качестве ругательства.
Старая теория права большевиков не устраивала, однако разработать новую систему судопроизводства было непросто: марксистское правоведение находилось тогда в зачаточном состоянии. Представления о будущем юстиции сводились к идее о том, что в капиталистическом обществе право обслуживает интересы владельцев собственности, а после революции, когда рычаги управления перешли к пролетариату, право также должно стать пролетарским, превратиться в инструмент, при помощи которого пролетариат добивается своих целей. А в будущем бесклассовом обществе суда вообще не будет: он отомрет вместе с государством.
Принципиально новым в марксистских теориях было то, что из правовых теорий начисто исчезла их этическая составляющая: право стало рассматриваться как орудие борьбы с буржуазией, такое же, как булыжник и "товарищ маузер". Революционная законность стала равна революционной целесообразности.
Правовой вакуум
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Народный комиссар юстиции Петр Стучка тщетно пытался организовать судопроизводство при отсутствии законов |
Без свода законов нормальное судопроизводство существовать не может, поэтому во многих местах стали составляться местные кодексы, действительные в пределах того или иного района. Центральная власть не только всячески поддерживала такое местное законотворчество, но даже издавала эти доморощенные своды законов: например, Наркомюст напечатал "Наказ Камышевского гласного суда". Однако юридическая мысль Камышевского района не могла решить всех проблем советской юстиции. Местные кодексы предусматривали далеко не все ситуации, возникающие в жизни, и не столько регламентировали работу суда, сколько развязывали судьям руки. Так, согласно "Положению о временных революционных судах Новгородской губернии", вершить правосудие могли не только судьи-профессионалы, но и лица без образования. При этом подчеркивалось, что уголовные дела решаются по совести, то есть совершенно произвольно. Совесть — плохая замена писаному закону.
Даже такие сомнительные суды удавалось создать далеко не везде. Пришлось вспомнить о деревенских самосудах — отечественных аналогах суда Линча. В. И. Ленин восторженно писал о том, что народные массы "доказали жизненность революции, начав устраивать свои рабочие и крестьянские суды еще до всяких декретов о роспуске буржуазно-демократического судебного аппарата". Самосуд — вещь специфическая. Известно, например, что имущество осужденных крестьянами воров продавалось, а вырученные деньги пропивала вся община. Понятно, что поддерживать подобные методы судопроизводства государство может лишь тогда, когда судебные институты разрушены полностью и окончательно.
Santa simplicitas
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Советский суд имел свою специфику: во время процесса правых эсеров возмущенные демонстранты чуть было не линчевали иностранных наблюдателей. Срок давности тоже никого не смущал: в 1925 году был приговорен к смертной казни Иван Федорович Окладский, предавший "Народную волю" в 1881 году |
Упрощали все, что только можно упростить. Для начала отменили хлопотные выборы, решив, что местные советы сами в состоянии назначить судью. Вместо того чтобы содержать штат следователей, ведение предварительного следствия передали тому же судье, а в качестве обвинителей и защитников теперь могли выступать все, кто не находился под следствием или же не был представителем свергнутых классов. Суду было передано даже право помилования, что уже просто забавно.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
С окончанием Гражданской войны особых перемен в судопроизводстве не произошло. Привычка решать судьбы людей по законам военного времени ставила под сомнение необходимость самого института защиты. Ленин писал по этому поводу: "Мы разрушили в России, и правильно сделали, что разрушили, буржуазную адвокатуру, но сейчас она возрождается у нас под прикрытием 'советских' правозащитников". В мае 1920 года был принят декрет о регистрации лиц с высшим юридическим образованием, грозивший уголовным преследованием незарегистрированным юристам, а к осени адвокаты фактически лишились права участвовать в судебных заседаниях. Власти объясняли этот запрет тем, что опытный защитник легко положит на лопатки малообразованного обвинителя.
Угар НЭПа
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Н. В. Крыленко был автором процессуального кодекса, который состоял всего лишь из 32 статей, однако товарищ Вышинский считал, что кодексы должны быть подробными и гуманными, чтобы не стыдно было показать иностранцам |
Меньше всех хотели восстанавливать нормальное судопроизводство сами судьи. Участники Четвертого съезда работников юстиции всячески сопротивлялись реставрации дореволюционных норм судопроизводства: они пытались доказать, что время для введения состязательного процесса еще не пришло, что присутствие защитника, всегда отстаивающего интересы клиента, приведет к оправданию тех, кого следует безжалостно расстреливать. Тем не менее реформа состоялась, причем власти пообещали работникам юстиции, что это лишь временное отступление.
В октябре 1922 года ВЦИК утвердил Положение о судоустройстве РСФСР, которое заменило общие суды и революционные трибуналы трехступенчатой системой, состоящей из районного, областного и Верховного суда. При этом для борьбы с контрреволюционерами и агентами мирового империализма временно допускалось существование особых, то есть не подчиняющихся обычным законам судов.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Можно было надеяться, что отсутствие стоящей на страже интересов государства партийной прослойки обеспечит независимость коллегии адвокатов. Однако государство быстро обнаружило иные рычаги давления, укрощая непослушных при помощи дисциплинарных трибуналов. Формально трибуналы от государства не зависели и занимались лишь вопросами нарушения профессиональной этики. Однако вскоре они превратились в простой способ запретить неугодному адвокату профессиональную деятельность.
Другим способом давления на адвокатов были дискриминационные законы. Адвокаты считались лицами свободной профессии, а потому не имели права на бесплатную медицинскую помощь, были исключены из системы социального страхования, платили высокие налоги, оплачивали коммунальные услуги по коммерческим тарифам и т. д.
Краткость — сестра таланта
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Когда закончилось чтение обвинительного заключения по делу "Промпартии", обвинение поддержал не только государственный обвинитель, но и адвокаты |
В конце 1920-х годов юридические издания начали на полном серьезе писать, что в ближайшее время правовые институты должны отмереть. Отказаться от состязательного процесса все-таки не решились, однако возникла новая блестящая идея: заставить прокурора и адвоката играть в одни ворота. Для этого требовалось вывести новую породу защитника, который бы считал целью своей деятельности не обслуживание клиента, а укрепление советского общества.
От правовой системы теперь требовалось, чтобы она легко реагировала на постоянно меняющиеся партийные установки. Поэтому принятые при НЭПе законы постепенно переставали действовать, заменяясь многочисленными подзаконными актами. Вновь, как и во времена военного коммунизма, заговорили о том, что судопроизводство должно быть простым и понятным даже управляющей государством кухарке. "Мы считаем бессмыслицею,— писал П. И. Стучка,— требовать от граждан обязательного подчинения законам, которые им непонятны, и величайшим лицемерием говорить о справедливости в государстве, где знание всех законов обязательно (ибо их незнанием отговариваться не разрешается), а в то же время эти законы настолько сложны, что их понимать и верно толковать могут только специалисты-юристы".
Резко расширились полномочия судей, которые получили право самостоятельно, без защитника и обвинителя, выносить приговоры. Судьи считали себя государственными служащими и пытались в своей деятельности идти в ногу со временем — а в моде тогда были политические обвинения, которые предъявлялись независимо от реальных действий подсудимого. Известен случай (о нем рассказывал генеральный прокурор Н. В. Крыленко), когда человек был осужден по статье 58.10 (контрреволюционная пропаганда или агитация) за кражу губной гармоники. Эту гармонику подсудимый украл у селькора, признанного в приговоре представителем советской власти.
В 1927 году был подготовлен проект нового процессуального кодекса, в который входило всего 32 статьи (в предыдущей редакции их было более 400). Считалось, что отказ от мелочной регламентации поможет судам быстро реагировать на требования диктатуры пролетариата. Этот сверхкраткий кодекс обсуждался в течение нескольких лет, но так и не был принят. Советская юстиция вступала в новую эпоху.
Торжество правосудия
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| В 1930-е годы адвокатскую профессию реабилитировали, однако самих правозаступников предпочитали держать на коротком поводке. На снимке юридическая консультация расположена прямо в здании суда |
Разумеется, что борьба за "социалистическую законность" ни в коей мере не означала отказ от политических репрессий. Вышинский, которого всегда отличала любовь к изящному, даже утверждал, что государственные репрессии являются одной из форм культурной деятельности, а потому и приговор к высшей мере наказания должен быть вынесен культурно.
Главным элементом судебной реформы стало восстановление формальных процессуальных прав. В частности, был окончательно реабилитирован институт адвокатов, но это были уже новые адвокаты, готовые играть по новым правилам. Недаром же "стремление адвокатов строить всю работу в советском суде исходя из интересов клиента, а не интересов пролетарского государства" Вышинский считал пережитком прошлого! Теперь на политических процессах защита не спорила с обвинителем, а лишь просила о минимальном сроке наказания. И никого не удивило, когда во время процесса "Промпартии" защитник начал свою речь с того, что поздравил прокурора, произнесшего, по мнению защиты, блестящую и даже историческую речь. Защитники поддерживали обвинение столь самозабвенно, что в 1938 году Вышинскому даже пришлось одернуть их и указать на то, что адвокаты, поющие в унисон прокурорам, создают ложное впечатление, что в СССР нарушаются права подзащитных.
По мере того как состязательность превращалась в сотрудничество, профессия юриста становилась все более почетной и высокооплачиваемой. В 1935 году в советских вузах восстановили подготовку юристов. Полным ходом шла работа по кодифицированию советского права. В новой ситуации власти могли не опасаться, что законы помешают осуждению политических противников. Методы, которыми в те годы получали показания, сейчас известны всем. В результате на огромное количество ничего не подозревающих людей имелись показания, что они являются сотрудниками иностранных разведок, шпионами и диверсантами. Для того чтобы провести открытый и состязательный процесс, достаточно было только дать ход этим материалам. Кстати сказать, эта схема была вновь реализована совсем недавно. Если в 1930-е годы практически любого человека можно было обвинить в шпионаже, то сейчас никто не застрахован от обвинений в экономических преступлениях. Властям остается лишь решить, чье дело в какой момент следует снять с полки,— а дальше все будет вполне законно.
Созданная в 1930-е годы система судопроизводства, конечно же, менялась, неизменным оставалось лишь то, что защищала она интересы государства, а не личности. Сомнения в респектабельности советского суда возникли лишь с началом правозащитного движения. Диссиденты начали с требования исполнять советские законы. И первые попытки явочным порядкам осуществлять гарантированные Конституцией права продемонстрировали, что законы работают лишь во время хорошо отрепетированного показательного процесса. При этом выяснилось, что такие понятия, как "права подозреваемого" или "права подсудимого", общество абсолютно не воспринимает. Не случайно в 1970-е годы в самиздате появилась целая серия пересказов процессуального кодекса, да и сам процессуальный кодекс вдруг сделался модной книгой. Однако общий уровень правовой культуры был настолько низким, что диссидентские призывы выполнять советские законы встречали полнейшее непонимание. Миллионы зрителей смеялись, когда Вицин в "Кавказской пленнице" кричал: "Да здравствует советский суд — самый гуманный суд в мире!", что не мешало им свято верить в то, что он действительно самый гуманный.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|