"Зодчество" — фестиваль, в котором участвует вся Россия, и это тот случай, когда на Россию смотреть неловко. Мы привыкли в Москве, что архитектура у нас европеизированная, цивилизованная, буржуазная и рафинированная, как в Швейцарии. Все, что не дотягивает до Швейцарии, мы ругаем за провинциальность; все, что может стоять на швейцарском полустанке километрах в пяти от Цюриха, мы хвалим и смакуем. Это чудесная и психологически приятная позиция — чувствуешь себя в постоянной зарубежной командировке. А вокруг, оказывается, совсем другая страна. С позиций европейской рафинированности архитектура России делится на два больших типа. Одна аляповатая, вторая придурковатая.
Аляповатая — у тех, кто строит бесконечные вариации храма Христа Спасителя по всем городам и весям, мощные административные здания банков и нефтегазодобывающих компаний с элементами обкомовской симметрии, "элитное жилье" в далекой глубинке с арками, башнями, эркерами и т. д. Это те, кто, так сказать, "цыганочку" слушает, то есть накопил достаточно и может себе позволить "настоящую красоту".
Если, повторю, глядеть на это с позиций московской европейскости, то это такой безнадежный кошмар, что лучше и не смотреть. В процессе изучения выставки у обозревателя Ъ родилось следующее резюме выставки: все проекты надо запретить к реализации, а все построенное — снести. Но понятно, что это взгляд неконструктивный и надо смотреть как-то иначе.
Ну, скажем, как на процесс строительства. Можно порадоваться, что страна богатеет. Богатеют Вологда, Уфа, Свердловск, Сургут, Ханты-Мансийск, Сочи, Ростов-на-Дону — везде строительство, десятки новых зданий. Кроме того, очень много церквей в самых разных городах и весях. В правление президента Путина, портрет которого торжественно висел в самом центре Манежа, вся Россия украсилась белыми храмами, как Европа в 1000 году в ожидании конца света. Храмов у нас построено больше сотни, наш народ активно отстаивает переходящее звание богоносца и не забывает о духовности. Отрадно.
Все это напоминает Москву образца десятилетней давности. Но есть одно существенное отличие. В Москве можно было осуждать подобную архитектуру, твердо зная, что есть и другая: есть прекрасные архитекторы, которым строить не дают. Была ясная позиция: долой одних — давай других. Но нельзя же сказать про всю Россию: "Долой!" Есть заказ, есть деньги, а других архитекторов нет. Они относятся к своим первым заказам, как гости первых постперестроечных фуршетов, судорожно рассовывая суси по карманам пиджаков, чтобы принести гостинец домой детям. Они тащат в свои проекты все красоты, которые увидели во всех журналах, плюс валят туда же все красоты, которые нравятся заказчику. Беда, к которой приходится относиться с уважением.
Тут даже возникает какой-то дополнительный эффект. Когда смотришь на фоне всей этой российской архитектуры на московских начальников, то по-другому начинаешь к ним относиться. На фестивале множество работ Михаила Посохина: тут тебе и новый театр Табакова, и новый дом на Новом Арбате, и новое здание департамента имущества Москвы. Есть и много всего другого, других архитекторов в том же роде. Так вот, насколько здесь, в московском контексте, это смотрится безвкусным, настолько в российском — выверенным и правильным. Как бы это тот же самый провинциальный вкус, но с большим размахом, деньгами, торжественностью. Понимаешь, что за этой архитектурой вся Россия и именно в этих зданиях Москва проявляет себя как столица России. А рафинированный модернизм — это какой-то глубоко чужеродный России продукт.
На этом фоне придумать отдельное жюри прессы, чтобы оно, как на кинофестивалях, оценивало работы до жюри и первым сообщало свое решение, было крайне легкомысленным решением. Тут нужна другая пресса — не из европеизированных газет, а из каких-нибудь "Светлых новостей нашего губернатора". Московские критики у нас замкнуты на европейский стандарт, и на лицах членов жюри было написано форменное мучение, когда они пытались найти что-либо в бесконечных рядах произведений в жанре "Начальство под 'цыганочку'".
Собственно, выбор свелся к спору между двумя очень дорогими, в высшей степени спокойными и буржуазными проектами. Один — дом, который Сергей Скуратов построил на Остоженке, в Бутиковском переулке, название которого теперь производят не от мануфактурщика Бутикова, а от слова "бутик". Цена квадратного метра здесь давно перевалила за $5 тыс. Второе — частное стрельбище, которое Светлана Головина построила под Москвой для людей, увлекающихся стрельбой из оружия, стоящего как квадратный метр на Остоженке. В итоге с перевесом в один голос победил Сергей Скуратов. Все члены жюри сошлись во мнении, что этот выбор незаметного дома, цивилизованно вставленного в рядовой московский переулок, будет больше понятен простым людям, чем какое-то стрельбище.
Ему вручили приз под названием "Икарушка" — сборную мобильную скульптуру, изготовленную Василием Щетининым. Идея в том, что главный приз фестиваля — "Дедал", а это его героический сыночек "Икарушка", чей дерзновенный полет волнует человечество уже два тысячелетия. И согласитесь, полет Сергея Скуратова к новым высотам уютной буржуазности заслуживает такого приза. Тем более если вспомнить, над какой бездной остальной России он летает.
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН, Москва