|
Джинсы в разрезе |
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ, "Ъ" |
| Шахтеры с затопленной "Западной", если им повезет, будут шить джинсы |
Спасительный пиар
Правда, начинается эта история вовсе не с джинсов. 24 октября в маленьком городе Новошахтинск, на шахте "Западная-Капитальная", случилась авария — под землей оказались 46 горняков. А 25-го мы уже были в Ростовской области. Спасатели работали вовсю, так что мы боялись лишний раз вопрос задать, чтобы не мешать. Только подслушивали да подсматривали, и так несколько суток. Стоит ли говорить, что тех, кто находился в этом месте, меньше всего заботила наша судьба, а именно: где нам спать, где перекусить или хотя бы погреться. Ведь от непрерывного стояния на улице отнимались пальцы и переставали шевелиться губы.
Первый день мы только завистливо посматривали в сторону эмчеэсовской палатки: оттуда шел уютный дымок, и там был горячий чай. "Чего приуныли, волки? Сами выбрали такую работу — волчью!" — попытался пошутить наш коллега, безнадежно подпрыгивающий на месте, чтобы согреться. Он, конечно, был прав, только почему-то с ним никто не согласился.
В общем, мы уже готовы были умереть от голода и холода, когда неожиданно возле шахты появилась худенькая девушка в теплой серой куртке (сравнив свои демисезонные пальто с этой альпийской амуницией, мы девушке позавидовали). "Вы что-нибудь ели? Вам есть где ночевать? Почему вы тут мерзнете?" — засыпала нас девушка вопросами. Мы сначала даже не отреагировали: судя по вопросам, девушка или что-то напутала, или просто была не в себе. Ну не привыкли мы, чтобы нас спрашивали, хотим ли мы есть!
Девушку звали Карина, и оказалась она очень даже "в себе". Так во всяком случае мы подумали, когда уже пили обжигающий чай из пластиковых стаканчиков в небольшом и очень теплом подсобном помещении в управлении шахты, которое Карина выпросила "под прессу". А еще вся оголодавшая журналистская орава с неимоверной скоростью пожирала какие-то пирожки, привезенные Кариной. Словом, через пару дней эта девушка не то чтобы всем понравилась — она стала просто необходимой. Карина размещала на ночлег, кормила пирожками три раза в день в управлении шахты, сообщала новости, если кто-то что-то пропускал, и, наконец, привезла откуда-то штук сто теплых серых курток (точно таких, как та, что была на ней) и заставила в них облачиться всех журналистов. Что и говорить, человек десять эта фея точно спасла от пневмоний и бронхитов.
Дошло до того, что Карина стала решать абсолютно любые вопросы, например: где взять теплые перчатки вместо утерянных или можно ли раздобыть лестницу-стремянку, чтобы с нее снимал спасенных шахтеров не успевший занять правильное место в толпе фотокорреспондент? И — о чудо! — и перчатки, и стремянка, и еще масса полезных вещей появлялись как по мановению волшебной палочки. А благодаря серым курткам, в которые, кроме нас, были одеты люди из свиты губернатора и генералы из МЧС, нас беспрепятственно пускали даже туда, куда проход был запрещен. Например, на шахте имени "Комсомольской правды", где 29 октября наступила счастливая развязка, я спокойно прошла через оцепление, а мою коллегу, не успевшую облачиться в серую куртку, не пустили. "Я вместе с ней",— показала на меня коллега и услышала: — "На той девушке куртка специальная, а вы, наверное, не аккредитованы". А я вообще-то тоже была не аккредитована, потому что аккредитацию получали только центральные телеканалы.
Джинсы вместо угля
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ, "Ъ" |
"Честно говоря, все это отдает хорошо спланированной рекламной акцией",— подумали мы. И оказались не правы. Жены шахтеров, ожидающие у шахты своих мужчин, затопленных под землей, говорили, что "умные давно ушли на 'Глорию', а наши тут остались" и что если бы на фабрику всех взяли, то шахты уже сегодня можно было бы закрывать. "На фабрике 4 тыс. в месяц платят, ни разу не задержали,— сказала мне машинист подъема Зоя Лукьянцова.— А на шахте мы семь месяцев зарплаты не видели. Да ведь на фабрику не всех берут! У нас в городе только 100 тыс. население, из них работающих шахтеров — около 15 тыс. А на фабрике только 6,5 тыс. человек работает".
Шахты в Ростовской области начали закрывать несколько лет назад из-за нерентабельности. Потом затопило "Западную", а в ближайшее время специалисты прогнозируют затопление соседних шахт — имени Ленина и имени "Комсомольской правды". На этих трех шахтах работали около 3 тыс. человек. Есть другие шахты, которые от "Западной" далеко, и им вроде бы ничего не грозит. Но после аварии на "Западной", которая вскрыла беспрецедентные нарушения техники безопасности под землей, и этим шахтам, скорее всего, остаются считанные месяцы.
Карина рассказала, что у "Глории" есть проект на 40 тыс. мест. Если проект запустят, то все шахтеры получат работу. Когда я в свободный час выбралась из шахты в город, то в первом магазине услышала примерно то же самое.
Кроме нас, на эту в общем-то постороннюю новость о джинсовой фабрике среагировала съемочная группа CNN. Правда, они думали не так долго. "Джинсы?! — воскликнул журналист Райен.— В России джинсы?! Мы хотим это посмотреть".
В тот вечер CNN дважды показала сюжет о русских джинсах, а наутро президента компании "Глория Джинс" Владимира Мельникова вызвали к губернатору. "Что тебе нужно, чтобы запустить проект на 40 тыс. мест?" — спросил губернатор Чуб господина Мельникова. Что там было дальше между предпринимателем и губернатором, история умалчивает, но мы, уже не боясь кого-то пропиарить, решили ехать на фабрику "Глория Джинс".
Дизайнера переманили из Guess
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ, "Ъ" |
| Джозефа Полачека в Новошахтинск пригласили из Guess |
"А вообще, вы сначала с производством познакомьтесь",— советует Владимир Мельников. И мы отправляемся по цехам.
Самым интересным мне кажется, конечно, дизайнерский цех. В огромном неуютном помещении с обшарпанными стенами множество металлических конструкций, на которых размещено с сотню различных моделей. Мне объясняют, что потертость на джинсах называется "браш", а всякие блестящие прибамбасы — спецэффектами. Есть еще этническая и геометрическая вышивка, стразы, различная цветовая гамма. Оказывается, благодаря всем этим деталям одни и те же джинсы становятся настолько разными, что трудно поверить в их общую родословную. Правда, не все увиденное в дизайнерском цехе представлено в коллекции "Глории Джинс" — компания выпускает 80 видов изделий, а в разработке еще несколько десятков моделей.
Я обращаю внимание на невысокого человека с залысиной — он что-то объясняет по-английски молодой сотруднице.
— Это Джозеф Полачек, американец,— поясняют девушки-дизайнеры.— Он у нас по контракту работает.
— А он по-русски не говорит? — спрашиваю я.
— Очень плохо. Нам проще с ним по-английски,— скромно говорят сотрудницы.— Поэтому у нас на работу берут только со знанием английского. Это, конечно, не касается швейного, варочного, отделочного цехов.
Я спрашиваю у дизайнера, зачем он приехал в Россию. Джозеф улыбается и говорит на плохом русском: "Интересно работать".
В цех влетает Владимир Мельников. Кажется, этот человек вообще не умеет ходить медленно. Он рассматривает эскизы и уже готовые модели, что-то обсуждает с Джозефом, потом резко поворачивается ко мне и спрашивает: "А вам какие джинсы из этих трех моделей нравятся больше?" Я показываю на те, у которых более сильный браш. "Все, решено, вот эти и запускаем",— бросает Мельников, что-то подписывает и снова исчезает. Чувствуя себя польщенной, я думаю о том, что поучаствовала в запуске новой линии джинсов.
Джозеф говорит, что раньше был главным дизайнером в компании Guess, а потом его переманили сюда.
— Ушли из Guess в "Глорию Джинс"? — не верю я своим ушам.— Ради чего?
-- Интересно,— смеется американец.— В России мы первые.
В варочном — как в забое
Из дизайнерского мы попадаем в швейный цех. Здесь работают около 200 человек, примерно третья часть из них — мужчины. В трудовых книжках у них так и записано: "швея".
"Между прочим, мужчины — самые лучшие работники,— говорит директор цеха Наталья Жукова.— Болеть не болеют, из-за детей больничных не берут, нагрузку выдерживают. Они же на спецмашинах сидят. Машины у нас импортные, из Японии. Да и чего им не выдерживать-то, мужчинам, если многие тут после шахты? Случается, что кто-то в запой уходит. Пару раз повторится такое — увольняем. Но это единичные случаи. Люди работой очень дорожат, потому что идти им больше некуда. А тут зарплата — 4 тыс. рублей, а если план бригада перевыполнила, тогда 5300 человек получает. Представляете, шахтер приходит после того, как полгода зарплату не получал, а тут каждый месяц стабильно! Не сразу верят, ждут подвоха. А ведь у нас и благотворительный фонд есть. Малообеспеченным семьям одеждой помогает, а так все сотрудники, имеющие детей, к 1 сентября получают по комплекту джинсовой одежды. На Рождество и Пасху — подарки. А вы спросите у шахтеров, когда их с чем поздравляли. Даже на 8 Марта женщинам по коробке конфет не дадут, не то что зарплату!"
Мы отправляемся по цехам дальше. О шахте тут говорят много. Конечно, не все работающие на фабрике пришли сюда из шахты, но горняков на предприятии около половины. Особенно много их на вредном производстве — в варочном и отделочном цехах. В первые годы, когда в отделочном поставили около сотни пароманекенов, работники падали в обморок: специальный химический состав, в котором варились джинсы, при выпаривании образует вредные испарения. Эту проблему, правда, попытались решить — в частности, наладили вентиляцию. В обмороки больше не падают, но все прекрасно понимают, что шить джинсы в Ростовской области решили не просто так. В развитых странах от вредного производства давно уже отказались. Россия не скоро станет развитой страной, особенно если учесть, что джинсовое производство здесь — единственная альтернатива не менее вредному угольному.
Джинсовый бунт
"Был 98-й год, на шахте платить перестали,— вспоминает начальник цеха спецэффектов Виктор Хибученко.— Задолженность по зарплате была за два года. А тогда зарплаты в шахте были намного выше, чем здесь. Я под 6 тыс. получал, а сюда на три-четыре можно было придти оператором варочно-отделочного цеха. Только фабрика эта была единственным местом, где платили регулярно, и я пошел".
За пять лет Виктор Хибученко из стажера превратился в начальника цеха спецэффектов. Этот крупный мужчина ни разу не пожалел, что пришел из забоя на фабрику. Иногда у него, конечно, щемит сердце, когда он вспоминает шахту и своих товарищей, кто уходить не пожелал. Не потому, что на шахте лучше, а потому что немного стыдно за свое благополучие. "Мне работа нравится, потому что это искусство,— рассуждает Виктор, показывая мне разнообразные детские джинсы с блестками.— Посмотрите, как красиво на джинсах все это смотрится. Я вижу, какая продукция к нам приходит в цех, вижу, какая уходит, а моя дочь, ей девять лет, носит это с удовольствием, и мне приятно".
Четыре года назад Виктор взял на фабрике кредит и купил двухкомнатную квартиру, а в прошлом году газифицировал ее. По местными меркам Виктор уже зажиточный человек: газифицировать квартиру стоит около 27-30 тыс. рублей. Жены шахтеров, которых я видела около шахты, говорили, что это для них нереальные деньги. Поэтому шахтеры живут в негазифицированных домах, в которых нечем топить. По закону шахтерам положено 6 тонн угля в год бесплатно, но уже второй год бесплатного угля люди не видят и зимуют в холоде.
В цех заходит еще один бывший шахтер — Александр Казаренко месяц назад ушел с "Западной", потому что не на что было содержать двоих детей.
— Идти все равно больше некуда, а тут и зарплата, и соцгарантии,— говорит он.
— У вас что, медстраховка? — спрашиваю я у мужчин.
— Нет, просто у нас два раза в неделю в медпункте принимают врачи всех направлений, и можно полностью обследоваться. Есть и бесплатный стоматологический кабинет, есть кабинет физиопроцедур. То есть пришли, посмотрели и поняли, что предприятие не однодневное. Ну и главное, конечно, то, что как-то жить можно.
— А у вас какая зарплата?
— Вообще, около 6 тыс., но с премиями восемь выходит,— говорит Хибученко.
— А я еще не получал, только начал работать,— говорит Александр.— Но надеюсь, что тоже смогу дом газифицировать.
Мужчины кажутся мне совсем нерадостными. Я спрашиваю, в чем причина.
— Да ведь я на "Западной" 22 года проработал,— говорит Казаренко,— горным диспетчером, то есть за жизни людей отвечал. А тут, как случилась эта авария, пошел туда и весь день там стоял — как будто тянуло меня туда что-то делать. Да только я там теперь никто. Понятно, что меня и не пустили.
— Жалеете, что ушли?
— Не то чтобы жалею... Здесь все правильно, для людей, на этой фабрике. А душа к шахте приросла, ночью снится. Обидно, почему так? Там угольную пыль глотаешь, в грязи, забываешь, что человек, а все равно там душой остаешься.
— Я тоже с шахты уходил — ломало всего,— погрустнев, вспоминает Хибученко.— Может, потому, что не привыкли мы к жизни хорошей, совестно — ребята-то все там остались. Почему остались? Да все по разным причинам. Кто-то пенсии дожидается, кто-то боится жизнь менять, потому как ничего не умеет больше. Да и не всех берут на фабрику. Она ж не резиновая! Отдел кадров решает, подходишь или нет. Это же производство. А ну как не подойдешь, куда тогда?
На прощанье горняки (говорят, что бывших шахтеров не бывает), повеселев, рассказывают, что в этом году в ростовских школах запретили джинсы: мол, носить нужно только школьную форму. "У нас на 1 сентября продаж было меньше обычного,— говорит Хибученко.— Мельников расстроился. А 3-го люди как сорвались — все скупили. Оказалось, что родители бунт устроили, плюнули на запреты и одели детей в джинсы. А что здесь такого? Мельников правильно говорит, что джинсы — это свобода".
Швейный интернационал
Через варочный цех возвращаюсь в кабинет президента корпорации. Огромные импортные машины прокручивают джинсы. В одних джинсы варятся в специальном растворе, который называется "инзим", в других — отбиваются пемзой. На стеллаже сложены стопки уже обработанной одежды, которая отсюда пойдет в цех отделки. В воздухе пахнет чем-то кислым.
Мельников в накинутой поверх белой рубашки джинсовой куртке рассматривает какие-то эскизы. После цехов настроение у меня не очень. Все-таки вид у фабрики обшарпанный. Я привыкла к тому, что предприятия, зарабатывающие деньги, выглядят соответствующе. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что и директорский кабинет евроремонтом не блещет. Может быть, это стиль такой?
Разговор не клеится. Секретарь приносит чай и глазированные сырки.
Я спрашиваю, как удалось переманить дизайнера Полачека из Guess:
— Денег больше предложили?
— И деньги, и работа интересная.
— Про интересную работу я уже слышала от Полачека. А деньги большие?
— Большие. Но это коммерческая... нет, скорее даже политическая тайна.
Мельников улыбается. Понятно, что тайна все же коммерческая, просто рядовые сотрудники "Глории Джинс" неправильно поймут свое руководство, если эту тайну узнают.
— Во всяком случае, здесь они получают процентов на 50 больше, чем у себя дома,— не сдерживается все-таки президент.— Могу сказать, что американской консалтинговой компании за консультации я плачу $1 млн в год. А вообще, у нас есть англичанин, шотландец, американец и китайцы. Они не сразу появились. Мы их позвали, когда тяжело стало. У меня финансовый директор — англичанин. А вот японцы-консультанты работают бесплатно: это мне так один богатый японец помог. Есть еще итальянец — дизайнер Стефано Делалиберо. Сейчас он в Гонконге. Ездит по миру, смотрит коллекции, знакомится с новыми тенденциями.
— А остальные ваши сотрудники сколько зарабатывают?
— Дизайнеры наши, местные — от 15 тыс. до 50 тыс., зависит от бонусов за удачные модели. Инженеры — около 15 тыс. Конструкторы — побольше. Конструкторы у нас — самые главные люди. Они делают посадку — ну, знаете, чтобы костюмчик сидел. А швеи получают около 4 тыс. рублей. Но дизайнеров и конструкторов у нас всего 15 человек, так что сами понимаете...
— Сколько же приносит ваш бизнес?
— В этом году оборот у нас — $120 млн.
— А по внешнему виду фабрики не скажешь. Кажется, такое совковое предприятие.
Мельников на мое замечание как будто не реагирует, продолжая пить чай. Неужели не обиделся?
— А мы все, что зарабатываем, сразу вкладываем в производство — покупаем новые фабрики, переоборудуем их, завозим новую технику и запускаем производство. В этом году купили четыре фабрики, они со дня на день уже начнут работу.
Предприниматель говорит, что деним — самая известная в мире ткань, что ее производят 10 млрд метров в год, но в России денима до сих пор не было. И, конечно, он произносит свою коронную фразу про то, что "Джинсы — это свобода". Кажется, именно эта фраза очень понравилась журналистам CNN.
"Через полгода они меня полюбили"
— Для вас джинсы — это империя,— говорю я.— Как она началась?
— Все истории начинаются банально: купил дешевле, продал дороже,— смеется Мельников.— Я с 12 лет этим занимаюсь, у меня детство трудное было. Вот с детства покупаю дешевле, продаю дороже. Раньше меня за это в тюрьму сажали, а теперь награды дают.
— В тюрьму — за спекуляцию?
— Ага. Тогда такая статья была (в общей сложности господин Мельников отсидел девять лет за спекуляцию и контрабанду валюты.— "Деньги").
— Этой фабрике 11 лет,— продолжает Мельников.— Раньше это была обычная швейная фабрика, шили постельное белье, военную форму. Я в 95-м пришел, они без зарплаты сидели тут, 300 человек. В общем, фабрика обанкротилась, и я стал хозяином.
— Сразу стали хозяином или пришлось повоевать?
— Пришлось немножко. Я когда пришел в цеха, швеи мне сказали: "Иди, козел, отсюда по-хорошему!" Я стал на табуретку и сказал: "Вы все равно будете жить хорошо!" И через полгода они меня полюбили.
— Через полгода вы, наверное, дали им зарплату?
— Зарплату они уже на второй месяц получили. Просто не верили, что это надолго, а через полгода поняли, что надолго. А 95-й год, если вы помните, это такое время, когда на предприятиях вообще ничего не платили.
— Как же вы умудрились за два месяца наладить сбыт продукции и платить рабочим зарплату?
— Скажу. Четкое знание рынка сбыта и расчет предполагаемой прибыли — 50% успеха. Остальные 50% — вера, труд и случай. А в техническом плане — создали один офис, научили продавать, потом "клонировали".
— А если попроще?
— Проще — это, как я понимаю, для дураков. Ну, тогда так. Наши джинсы дешевые. Вы видели, сколько они стоят в розницу? Нет? Ну, где-то порядка 400-500 рублей. А по качеству наши джинсы не хуже американских. Вот человек постоял, подумал и решил: что, у меня деньги лишние? И купил наши джинсы. Что, не согласны?
— Ну, передо мной такой выбор не стоял бы. Не потому, что у меня деньги лишние, а потому что импортные джинсы надежнее.
— Я вообще-то говорю о рядовых покупателях. На снобов наша продукция не рассчитана, да и смысла нет — снобы все равно будут покупать импортное. Вот на вас что за джинсы?
— Wrangler. Я их уже пять лет ношу.
— А сейчас Wrangler шьют в Китае и в Гонконге. А мы чем хуже, чем Китай? У нас в Шахтах фабрика работает по заказу Levi`s. В этом году они заказали нам 4,5 млн джинсов. И на джинсах этих будет брэнд Levi`s, хотя шить джинсы будут в Ростовской области. Почему они нас выбрали? Потому что они посмотрели нашу продукцию и поняли, что по качеству мы лучше, чем Китай. Потому что мы шьем лучше всех в мире. И теперь, я надеюсь, нашим стратегическим партнером будет Levi`s. У нас уже есть офисы в ряде стран, есть в Милане и Гонконге. И 31 представительство в России и Польше.
— А почему в Москве, например, вашей одежды не видно?
— Не наступайте на больной мозоль. Мы пока не работаем через дистрибуторов, продукцию реализуем сами, то есть в основном на рынках. А вы там на рынок, я думаю, не ходите. А в Москве самая высокая покупательская активность. Исследование проводилось — показало, что в Москве средний потенциальный покупатель совершает десять покупок в год, а в остальных городах — только две. Но сейчас мы как раз занимаемся этой проблемой. Вот проекты — мы хотим открыть сеть своих магазинов по всей стране. И в Москве тоже.
Мельников срывается с места и выхватывает из стопки картонных листов несколько проектов: стеклянные витрины, манекены, единый брэнд.
— Думаю, вот в таком виде будем иметь еще больший успех,— говорит президент.— А вы как думаете?
— Я тоже так думаю. Похоже на Benetton.
На этот раз предприниматель обижается. Он даже перестает есть.
— В Benetton дураки,— говорит он.— А я умнее. Benetton всю жизнь помогает итальянское правительство, они сидят на выгодных кредитах. При таком раскладе мы могли бы стать еще прибыльнее. Нам пока не помогают.
— Зачем же вам помогать, если вы и сами справляетесь?
— Я расскажу. У нас пока всего шесть фабрик в шахтерских городах. Мы вот недавно купили три фабрики в Зверево, Каменске и Кабардино-Балкарии. А есть проект на 40 тыс. рабочих мест. Мы могли бы устроить на работу 60% трудоспособного мужского населения в шахтерских городах. Так вот, однажды я прочел книгу про то, как заработать от нуля до $1 млрд. Ее написала компания MacKenzie. Мне интересно стало. Я им позвонил и спросил: "А как?" Они сказали: "Без проблем! Ты платишь $3-4 млн, мы пишем для твоей компании бизнес-план". Мы договорились, они приехали, посмотрели все, теперь будут работать. Так вот, сейчас мы шьем 15 млн джинсов в год, а по этому проекту будем шить 128 млн в год. Но для этого нужны текстильные комбинаты и механические заводы. Заводы для чего? Ну, к примеру, чтобы металлическую фурнитуру производить. Но пока денег у нас на такой проект нет. Но я все равно его построю! Поможет государство — построю за пять лет, не поможет — построю за 15...
Я покидаю фабрику через специальную зону контроля. Тех, кто выходит передо мной, женщина-контролер ощупывает руками, чтобы никто не выносил лишнего. Я показываю на свой компьютер. Женщина понимающе кивает: "Журналист?" — и пропускает так. Честно говоря, я этому рада. Все-таки джинсовая фабрика — это не СИЗО.
Оглядываясь на красочную вывеску с брэндом компании, я вспоминаю чью-то фразу про то, что Новошахтинск — парадоксальный город. Здесь люди живут на угле, но замерзают в своих домах без угля; здесь подземные грунтовые воды затапливают шахты, а в городе страшный дефицит воды. И здесь находится головное предприятие огромной, почти европейской корпорации. Но Россия не Европа. И в нашей стране даже такое предприятие не может быть вполне европейским.