Звук веселых и находчивых

Весь мир в этом году празднует 250-летие Бетховена, а оркестр musicAeterna отмечает свое 15-летие. Весной Теодору Курентзису и его коллективу предстоят гастроли в Бонне, родном городе Бетховена, и Вене, главном городе его биографии, с полным циклом симфоний. А пока под знаком собственной полукруглой даты превью из трех бетховенских программ musicAeterna показывает в России. На одном из концертов, где оркестром дирижировал важный гость Джованни Антонини, побывала Кира Немировская.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Вторую и Пятую на прошлой неделе сыграли в Москве, Девятую дадут 8 февраля в Петербурге, в Концертном зале Мариинского театра. А Первая, Третья и Восьмая прозвучали 3 февраля в петербургской Капелле под управлением Джованни Антонини. Для абсолютистского проекта Теодора Курентзиса это редкость — впустить чужую артистическую волю, опосредовать еще чей-то дирижерский опыт. На концерте Курентзис сидел в первом ряду балкона, шикал на соседей, чтобы выключили телефоны и, как говорят очевидцы, очень волновался.

На первый взгляд Джованни Антонини не самый очевидный выбор на роль бетховенского дирижера. Мы любим его не за это: Антонини — выдающийся барочный музыкант, флейтист, художественный руководитель Il Giardino Armonico. Тот, кто, можно сказать, вернул человечеству Вивальди, когда «Времена года» совсем было превратились в музыку гостиничных лифтов. В ансамблевом репертуаре XVII–XVIII веков, особенно итальянском, коллективу Антонини нет равных по блеску, азарту и безбашенности интерпретаций — исторически, разумеется, достоверных. В этом качестве маэстро хорошо знают в России, и не только по записям, но и по гастролям: Il Giardino Armonico неоднократно выступал в Петербурге и Москве за последние 20 лет. Меньше мы знаем о том, что делает Антонини в качестве главного приглашенного дирижера Камерного оркестра Базеля, а между тем со швейцарцами он выпустил запись всех симфоний Бетховена и последние четыре года работает над долгосрочным проектом «Haydn2032» — записью совместными силами Il Giardino Armonico и Kammerorchester Basel всех симфоний Гайдна (c параллельными живыми концертами).

В извечной дискуссии, классик ли Бетховен или романтик, Антонини за классика, современника скорее Гайдна, чем Шуберта. Суховатый штрих, дробная фразировка, прозрачность звучания струнных плюс очень быстрые темпы — канва, по которой были вышиты и Первая, и Восьмая симфонии, прозвучавшие в первом отделении. При этом Первая была, скорее, про ритмический напор, Восьмая — про лирику тембров. Доминировало же в обоих сочинениях ощущение яркого заразительного веселья, и ответственным за него нужно, вероятно, считать приглашенного дирижера и его счастливое взаимодействие с оркестром. Антонини не может не быть родственным для Курентзиса артистом как аутентист и как деконструктор. Но есть еще и более буквальное измерение их «родства», в котором тоже своя правда: итальянский дирижер за пультом — воплощение темперамента, его лицо, руки, все тело живут бурной театральной жизнью. (Кроме того, мне с начала сезона кажется, что для концертмейстера «Этерны» Афанасия Чуприна Антонини — образец для подражания; когда они оказались рядом, в глазах от их парной хореографии временами двоилось.)

Скажем прямо, что во многих случаях глаза видели больше, чем слышали уши. Абсолютно податливым оркестр для Антонини не стал, и не все его интенции воплотились в звуке. Чувствовалась некоторая предварительность их ансамбля — условность артикуляции, смутность фактуры, ставка на эффект сверхрезких контрастов и неожиданных атак. И все-таки это было интереснейшее музыкальное переживание Бетховена (что образца 1800-го, что 1812 года) как счастливого солнечного гения.

Третья симфония, прозвучавшая во втором отделении, такой возможности не дает, и в ней не оставляло ощущение неполной определенности намерений, с которыми оркестр и дирижер вышли на сцену. В этом коварство симфонических хитов: играешь «Героическую» — дай понять зачем, иначе слух невольно отвлекается на киксы валторн и сорную траву струнного тутти. Однако были в Третьей и совершенно замечательные моменты: малерианский колорит траурного марша, томительно-тягучий барочный тембр скрипок, проступивший в фугато той же второй части, тема финала, появившаяся как резкий сдвиг, гайдновское «вдруг» после громогласного скерцо и общая суховато-ироничная интонация четвертой части.

Овация в конце концерта и объяснима, и заслуженна: Бетховен от musicAeterna куда интереснее, ярче, современнее усредненного филармонического Бетховена. Но если вместо «среднефилармонического» вспомнить о Бетховене Арнонкура и Брюггена, шкала несколько меняется, и пока не в пользу оркестра Теодора Курентзиса. То, что нам сыграли, скорее похоже на замечательный мастер-класс, чем на законченную мастерскую работу. Но несовершенство — нормальное свойство будней. MusicAeterna обживается в Петербурге, это больше не вечный гастролер, оркестр-фестиваль, и теперь у них все как у больших: оседлая жизнь, приглашенный дирижер, рядовой концерт.