Музей истории города в Невской куртине Петропавловской крепости открыл выставку "Архитектура 1900-х: Стокгольм, Хельсинки, Таллин, Рига, Санкт-Петербург", подготовленную совместно с архитектурными музеями Швеции, Финляндии, Эстонии и Латвии. Ее тема — то, что у нас называется северным модерном, а у них — национальным романтизмом. То, что все так любят: "дикий" камень, пришедший на смену дешевой штукатурке, фантастика фасадов, звериные маски, проходные дворы Толстовского дома на Фонтанке.
С виду — строгая архитектурная выставка про суровый и элегантный стиль, объединивший Балтику, с подробными комментариями к каждому чертежу, рисунку, плану и фотографии. С явным ностальгическим привкусом: про ускользнувшую красоту и утраченную поэзию. Но модерн — это еще и про удобства. Те самые: ватерклозеты, лифты, водяное отопление. Снаружи — карельский гранит, внутри — железобетонный каркас. Дизайнеры тотального уюта, архитекторы модерна решали грандиозные градостроительные задачи, но при этом не гнушались проектировать фонари или рисовать узоры для булыжных мостовых. А еще модерн — про деньги. Жизнь кипела и благоустраивалась: строили доходные дома и особняки, на улицах укладывали асфальт. Вот проект Владимира Апышкова: засыпать Екатерининский канал и пустить по нему трамвай, чтобы трястись на подножке от Спаса-на-Крови до Мариинки. Не забывали о бедных: проектировали жилищные кооперативы и рабочие городки. Комфорт для всех, и никто не уйдет обиженным, — belle epoque наивно верила, что архитектура может быть лекарством от революции.
Выставка с явным геополитическим подтекстом: продемонстрировать дружбу и давнее культурное сотрудничество стран Балтийского региона. Максимальная политкорректность: с одной стороны, Россию не попрекают имперским прошлым, с другой — названия Гельсингфорс или Ревель табуированы. Правда, рижане хвалят Эугена Лаубе, заказчиками которого были преимущественно латыши, за строгий вкус, а Михаила Эйзенштейна, работавшего на "русских нуворишей", ругают за орнаментальные излишества, но это единичный эксцесс.
Культурный обмен в эти годы действительно шел интенсивный: менялись архитекторами и специальными выставками, устраивали международные конкурсы, лучшие финские проекты с завистью перепечатывал "Мир искусства". Швед Федор Лидваль строил в Петербурге, петербуржец Алексей Бубырь — в Таллине. Но главным культурным героем был гений финского модерна Элиель Сааринен. До того как уехать в Америку, сделаться столпом модернизма и придумать классический американский небоскреб, он успел подарить Хельсинки самое брутальное выражение национального духа — красивейший в мире вокзал, а Таллину — генеральный план развития, осуществленный лишь частично из-за начавшейся Первой мировой. Рига, Таллин и Петербург восторженно смотрели на финнов, которые хоть и равнялись по привычке на шведов, но к началу века добились совершенной художественной независимости. Тот же Апышков, строитель Большеохтинского и Финляндского мостов, видел в Сааринене образец в плане поисков национальной самобытности. И хотя в России искать эту самую самобытность следовало, очевидно, в древнерусской архитектуре, в нордическом Петербурге гранитные колоссы хельсинкского вокзала оказались предпочтительнее кремлевских башен Казанского.
Если для Риги, Таллина или Хельсинки северный модерн был способом национальной самоидентификации в начале XX века, то Петербург, как кажется, обрел в нем культурную идентичность сейчас. Чуть ли не во всем, что построено за последние десять лет, — цитаты и цитаточки: где композиция фасада чуть не целиком слизана, где — эркер или криволинейный щипец. Новый элитный жилой комплекс на Шпалерной так честно и назван — "Северный модерн", и в Шлиссельбурге тоже будет одноименный дом. И нечего тут стесняться: симпатия к этому стилю вполне понятна — он символизирует благополучие (вот уж где можно блеснуть дорогим гранитом) жизни до 1914 года. Желание вернуться в нее так сильно, что современный северный модерн в прямом смысле начал срастаться с тем, настоящим. Например, в отреставрированном до полной неузнаваемости доходном доме фон Бессера на Владимирском (между прочим, единственная была у нас постройка выборгского губернского архитектора Карла Шульмана). Так что невольно представляешь следующую выставку про северный модерн в Петербурге с подзаголовком "осталось только на фотографиях".
АННА ТОЛСТОВА