На вернисаже ЭРИК БУЛАТОВ ответил на вопросы Ъ.
— Как вам пришло в голову нарисовать портрет Леонида Брежнева в качестве нонконформистской, диссидентской картины?
— У меня есть две картины с изображением Брежнева, но они не являются портретами. Например, "Брежнев в Крыму" — это реплика на классический портрет Сталина "Утро нашей Родины". Я взял точно такие же размеры картины, но перевернул композицию. Там все было в будущем, а у меня — все в прошлом. Сам Брежнев для меня — нечто неясное. То ли просто старый человек, то ли какая-то окаменелость, скульптура, то ли призрак. Ему нигде нет места — ни в пейзаже, ни в том пространстве, в котором находимся мы, зрители. Он существует на границе этих двух пространств. В то время, когда я рисовал эту картину, советская система работала сама по себе, по инерции и сменявшие друг друга вожди ничего не значили, это были какие-то надувные фигуры.— А сегодняшнюю власть можно демистифицировать таким же образом, работая только с композицией картины? Дмитрий Врубель, рисующий портрет Владимира Путина, делает то же, что делали вы, рисуя Брежнева?
— Мы решали проблемы той социальной ситуации, в которой мы тогда существовали. Сегодня художники по идее должны ставить совсем иные проблемы, и я не знаю, насколько они их решают. Всякая рефлексия нуждается в собственной конструкции.
— Еще в начале XX века художники ввели в картину слово. Как вы соотносите себя с этой традицией?
— В живописи русских футуристов слово еще было чем-то промежуточным: уже не элемент натюрморта, но еще и не нечто самостоятельно висящее в пространстве. А вот у конструктивистов слово уже движется, оно не прикреплено к какой-то детали, оно находится между зрителем и изображением. То, что я делаю,— очень близко. Раньше я использовал слова вроде "Опасно!", "Добро пожаловать", "Слава КПСС". Принципиально чужое слово, существующее помимо меня, во внешнем мире. Сейчас я работаю со словом, которое возникает в моем сознании. Оно еще никак не закреплено во внешнем мире, оно закреплено на плоскости картины. У конструктивистов слово адресовано зрителю. От зрителя всегда что-то требовалось. Автор соотносил себя не со зрителем, но обращался к нему с картины. Мои же тексты обращены внутрь картины. У меня диалог не со зрителем, а с картиной. Я и есть зритель, пытающийся войти в нарисованное пространство.
— Работаете ли вы с французскими словами?
— Практически нет. Я сделал только одну картину со словом "liberte" — "свобода". Для меня интересно и естественно работать с русским словом. Я все же остаюсь русским художником.