В 1909 году в журнале Sociological Review была опубликована вторая, заключительная часть его работы «Стадный инстинкт и его влияние на психологию цивилизованного человека». Более подробно Троттер рассмотрел свою концепцию социальной стадности человека в книге «Инстинкты стада во время войны и мира», написанной им в 1916 году в разгар Первой мировой войны.
Фото: Александр Петросян, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Александр Петросян, Коммерсантъ / купить фото
В книге Троттер считал, что искать причины и производные стадного инстинкта бессмысленно, так как он первичен и неразрешим. К первичным, основным инстинктам он относил инстинкты самосохранения, питания, половой и стадный. Первые три, по Троттеру, примитивны и сопровождаются чувством удовлетворения в случае успешной реализации. Стадный же инстинкт, как пишет Троттер, вызывает «очевидную обязанность действовать наоборот»: человек готов не заботиться о самосохранении, испытывать недостаток в пище и проявлять стойкость к плотским порывам, подчиняясь иному императиву. Проще говоря, в толпе человек подчиняется инстинкту, который может противоречить его личной выгоде.
Волки, овцы и пчелы
В своей книге Троттер попытался объяснить с точки зрения психологии неразумное поведение масс, которое привело к грандиозной бойне на полях сражений мировой войны. Для этого он выдвинул «психологическую гипотезу в объяснение особенностей немецкого национального характера, проявляющихся в настоящее время». По Троттеру, стадный инстинкт проявляется в трех различных видах: агрессивном, защитном и социализированном, примером которых в природе служат соответственно волк, овца и пчела.
«Изучая ум Англии в духе биологического психолога, необходимо иметь в виду общество пчелы точно так же, как при изучении немецкого ума необходимо было иметь в виду общество волка»,— пишет Троттер. По его мнению, стадный инстинкт в британском «социализированном стаде» (socialized herd) пошел по пути пчелиного улья, где каждая особь вносит свой вклад в дело общего выживания. В Германии он выражается в агрессивной форме, представленной в природе стаей волков и отарой овец.
Его книга «The Instincts of the Herd in Peace and War» доступна на английском языке в интернете, любой может ее прочитать, там еще много интересного в том же духе. Но интереснее другое: как быстро, будучи еще новорожденной, новая наука социальная психология нашла себе применение в политике и идеологии, потеснив оттуда социал-дарвинизм с его грубым и прямолинейным постулатом о выживании сильнейшего.
Размножение инстинктов
Инстинкты в науке о психологии человека появились в XVIII веке в работах французских энциклопедистов и были позаимствованы ими из биологии. Ламарк в начале XIX века окончательно сформулировал понятие инстинкта у животных «как наклонность, вызываемую ощущениями на основе возникших в силу их потребностей и понуждающую к выполнению действий без всякого участия мысли, без всякого участия воли».
Поначалу переносить на человека действия, выполняемые без всякого участия мысли и воли, требовало от ученого известной смелости. Но после Дарвина ситуация стала зеркальной. Сам великий Дарвин писал, что инстинкты появились в результате эволюции, а кто был венцом эволюции по Дарвину? Вот именно человек разумный им и был, и отрицать теперь инстинктивное поведение у человека ученому было рискованно.
Дальше больше, если раньше инстинкты существовали только в теории и все доказательства их реальности были косвенными, то Иван Павлов экспериментально доказал их существование, правда, называя их «сложными безусловными рефлексами». Потребовалось полвека, чтобы ученые снова начали сомневаться в существовании человеческих действий «без всякого участия мысли, без всякого участия воли». А пока психологи только пытались отделить наследуемые элементы поведения от приобретенных в раннем детстве.
У разных ученых выходило разное число таких наследуемых инстинктов. Американский психиатр Абрахам Брилл считал, что «все в жизни может быть сведено к двум фундаментальным инстинктам: голода и любви; они правят миром». У британского нейрохирурга Уилфрида Троттера, как мы видели, их четыре. У его соотечественника физиолога Уильяма Макдугалла, автора первого учебника по социальной психологии, сначала их было семь, потом (по мере переиздания учебника) стало 11, а затем 18. У других ученых их насчитывалось 20, 30, 40 и более.
Ученые просто подбирали соответствующий инстинкт у животного к каждой разновидности деятельности человека или общественному институту. Например, считали, что экономические отношения выросли из инстинкта питания, семья построена на рационализированном половом инстинкте, война имеет под собой основание в виде инстинкта борьбы, государство базируется на инстинктах стадности и страха. Их обзор можно прочитать в работах профессора Санкт-Петербургского университета Дмитрия Горбатова. Продолжая этот ряд, нетрудно подобрать инстинкты для любого явления в жизни: от участия в движении зеленых до нетрадиционной ориентации.
В СССР инстинктов нет
По сравнению с прочими стадный инстинкт пользовался особым вниманием в российской психологической школе, которая в этом плане даже лидировала на рубеже XIX и XX веков. В российском обществе зрело нехорошее предчувствие, и оно не обмануло: в ближайшем будущем стране пришлось пережить три войны, две революции и всеобщую смуту. Сама жизнь требовала ответов на вопросы: как толпа влияет на личность, а личность на толпу? Обязательна ли для толпы склонность к преступлению? Как не стать ее жертвой? Можно ли управлять толпой?
Теоретик народничества Николай Михайловский рассматривал толпу как «податливую массу, готовую идти “за героем” куда бы то ни было и томительно и напряженно переминающуюся с ноги на ногу в ожидании его появления». При этом роль «героя» отводилась ситуативному лидеру — тому, кто увлекает примером, первым «ломает лед», делая один шаг, которого невольно ожидают другие, чтобы слепо последовать за ним. Этот герой вовсе не «великий человек», напротив, самый обыкновенный «человек толпы», и потому в нем сконцентрированы ее силы, чувства, инстинкты, желания. Гипнотическая модель коммуникации в толпе, разработанная Михайловским, оказалась достаточно перспективной. В западной социальной психологии она получила развитие в виде «медленно распространяющегося психологического контагия», который предшествует вспышкам коллективной ярости.
Профессор уголовного права Владимир Случевский сформулировал концепцию «звериногоначала» как объяснение, почемучеловек способен меняться в толпе вплоть до забвения нравственных ориентиров. «Кто только в мыслях своих… не совершал тяжких преступлений или по крайней мере не желал наступления таких событий, для осуществления которых он никогда не решился бы приложить руку!» — писал он. В толпе это свойство по ничтожным поводам приводит к крайней жестокости и разрушительной деятельности. В западной психологии масс аналогичные идеи развивал социолог и криминолог Спицион Сигеле, считавший толпу «субстратом, в котором микроб зла развивается очень легко, тогда как микроб добра умирает почти всегда, не найдя подходящих условий жизни».
Зоолог Владимир Вагнер предлагал более простые и материалистические причины поведения толпы. По его теории физическое воздействие одних особей на других, выражающееся в касаниях и столкновениях, движениях перед глазами, шуме при перемещениях, трансформируется в нервное возбуждение у человека в толпе. Это возбуждение, в свою очередь, благодаря стадному инстинкту, предполагающему подражание особям, первым отреагировавшим на критическое изменение ситуации, ведет к непредсказуемому поведению толпы.
Понятно, что в Советском Союзе подобные теории не могли прижиться и развиваться. В 1976 году профессор МГУ имени М. В. Ломоносова Петр Гальперин писал: «Вопрос в том, совместимы ли инстинкты с общественной организацией жизни людей, с общественной природой человека, с нравственной оценкой поведения и ответственностью за поступки. И суть дела заключается в том, что они несовместимы».
Ученых, желающих это опровергнуть, в советской психологической науке не нашлось, вероятно, у них срабатывал другой основной инстинкт — самосохранения.
Пастухи виртуального стада
За сто с лишним лет наука о стадном рефлексе многое пережила. В 1920–1930-х годах, когда в моду вошел бихевиоризм, она едва не закончилась, но возродилась снова с появлением этологии. Впрочем, опасаться, что она выйдет когда-нибудь из моды и будет оттеснена на обочину социальной психологии, не приходится. Уж больно соблазнительно выглядит возможность управления стадным рефлексом для политики и торговли.
Вторая из областей применения знаний о стадном рефлексе — на рынках товаров и услуг — начала бурно развиваться в послевоенные годы. Правда, применительно к политике и торговле на сегодня в психологии стадного рефлекса особых прорывов не наблюдается, хотя психологи вовсю стараются. Вроде уже изучены все частные механизмы поведения толпы и человека в ней, но это не приближает к пониманию происходящего с ними.
Максимум, что политтехнологи и маркетологи могут сейчас добиться на практике,— это сформировать у потребителя кратковременный условный рефлекс слюнотечения на тот или иной товар или того или иного кандидата на выборах, как в опытах Павлова. Или, напротив, рефлекторное отторжение первого и второго, как в других опытах того же Павлова. Тонкая настройка троттеровского socialized herd пока не получается, людское стадо не в теории, а в его плотской ипостаси по-прежнему остается для науки чем-то вроде мыслящего студня Соляриса из фантастического романа Станислава Лема, который в ответ на любую попытку изучить его извлекает из подсознания ученого фантомы и предлагает изучать их.
Более перспективны исследования появившихся с недавних пор в интернете виртуального стада. Здесь успехи их управлением более впечатляющие, и, возможно, именно здесь социальная психология найдет универсальный алгоритм управления стадным инстинктом.