«Были новой школой, стали — старой, но звучим свежо»,— читают участники дуэта Marselle в свежей композиции «Марс навсегда». В сентябре 2019 года случился камбэк одного из самых интересных хип-хоп проектов нулевых, за которым стоят музыканты Леван Горозия (до недавнего прошлого успешно выступавший под псевдонимом L`One и теперь занятый перезапуском своей карьеры) и Игорь Пустельник (его псевдоним Nel никто не забирал). Дебютный альбом дуэта вышел в 2008 году, спустя 11 лет команда выпустила второй альбом под названием «2008». Чтобы окончательно зафиксировать свое возвращение в «новом старом» качестве, Marselle дадут концерт 21 ноября в «ГлавClub Green Concert». «Коммерсантъ Стиль» поговорил с Леваном и Игорем о том, является ли успех в хип-хопе социальным лифтом в России и что нужно знать современному рэперу.
Фото: Ko Inho
Фото: Ko Inho
— Marselle прежде всего ассоциируется с конкретным городом, Французской Ривьерой, в Википедии написано, что «группа названа в честь французского города Марсель, известного своей сильной рэп-сценой», это так? Marselle — это про что?
ИГОРЬ ПУСТЕЛЬНИК: Изначально это было про фонетику: Marselle красиво звучит.
ЛЕВАН ГОРОЗИЯ: Да, это потом уже появилась небольшая философия, что есть некий вымышленный город, в котором нам приятно находится вместе со своей музыкой.
И. П.: Позже уже возникли ассоциации с Марсом и отдельные трансформации (в 2008 году команда выпустила полноценный альбом «Mars», а 31 октября 2019 года Nel и Леван выпустили многообещающий трек «Марс навсегда».— «Коммерсантъ Стиль»).
Л. Г.: Нас даже чаще называли «Марсом». Сакральных знаний за названием не стоит. И да, мы не были в Марселе. (Смеется.)
— Продолжаем занимательную географию: ваш первый клип вышел в 2008 году и назывался «Москва». Он очень атмосферный, простой и живой. В финале видео кто-то пишет граффити «Москва Хип-Хоп». Москва — город хип-хопа?
Л. Г.: Безусловно, у Москвы уже долгая история, связанная с рэп-музыкой. Я не совру, если скажу, что все мое становление в принципе произошло здесь, в этом городе.
И. П.: Ну, не совсем: раньше все-таки картография была пошире. Всякая движуха была в Краснодаре, Ростове, а Москва-то как раз периодически даже, наоборот, провисала. Но сегодня это 100% город музыки и город хип-хопа.
— А как вы это ощущаете — по концертам, по клубам, есть, может, точки в Москве, которые особо любимы хип-хоп артистами?
И. П.: Какие-то точки, где собираются люди, мне кажется, это признак субкультуры.
Хип-хоп уже настолько внедрился в повседневную жизнь, что его можно найти где угодно, в любых местах. Хип-хоп сегодня — жанр номер один и в России, и в мире.
— По вашему старому клипу можно заметить, что Москва 2008-го и сегодня — два разных города. А как изменились вы сами?
Л. Г.: Мы другие: уже не живем в Отрадном и достаточно прикипели к своим нынешним районам, где мы живем сейчас.
— А где вы сейчас живете? Переехали в центр?
Л. Г.: Ну, плюс-минус, не глобально в центре.
— В таком случае можно ли рассматривать рэп-исполнительство как социальный лифт? Например, как это происходит в США?
И. П.: Появляющиеся, как вспышки, современные популярные артисты совершенно не застрахованы от неудач и забвения завтра. Сегодня нельзя с уверенностью сказать, что популярность в хип-хопе — это залог финансового благосостояния на всю твою жизнь.
Л. Г.: Это некая возможность — не 100%, но возможность для любого парня или девушки сесть в этот лифт, который может довести тебя наверх, а может поехать вниз или застрять где-то там на пятом этаже. И куда дальше — уже не понятно. Музыка, как и спорт, наверное, в нашей стране позволяет вырваться за пределы своего социального круга, как и в США.
И. П.: Только нельзя взять и адаптировать все в нашей стране так, как это есть в США. Потому что тут не США. Очень многое по-другому, абсолютно разные течения. Ну а в целом, конечно, все, что мы сейчас имеем, нам дала музыка.
— В чем эти различия выражаются? Что в России есть такого локального, чем наша рэп-сцена отличается?
И. П.: Мне кажется, как раз аутентичности больше было в русском рэпе пять-десять лет назад. Сегодня из-за доступности информации все стало совсем похоже на западный звук.
Я сам лично стремился к тому, чтобы наша музыка шагала в ногу со временем и с Западом. Когда же это произошло, я в какой-то степени разочаровался, потому что, смотря назад, я отчетливо слышу, что музыканты потеряли свою аутентичность, звук, голос, вообще свое представление.
Л. Г.: Желания российских артистов, их непременные посматривания куда-то за бугор — «а как у них там — и мы хотим, как у них, но здесь» — мне кажутся в корне неправильными. Нужно обращать внимание на локальность. Не факт, что там лучше, чем здесь. Можно переплетать музыкальные веяния, но оставаться при этом собой. Что греха таить, я и сам наступал неоднократно на эти грабли, но с опытом и развитием ты приходишь к тому, что хочешь звучать самобытно.
— Вы сказали, что ваше становление как хип-хоп артистов прошло в Москве, как этот процесс изменился?
Л. Г.: Кардинальным образом. YouTube как такового не было, интернет был абсолютно на другом уровне развития, монетизация и доступность песен были абсолютно другими. Когда мы начинали, существовали еще компакт-диски, а сейчас ничего не нужно, кроме твоего телефона. Путь от артиста до слушателя сократился в разы. Инструментов, которые могут помочь твоей музыке оказаться у слушателей, стало намного больше. Раньше мы сидели, отмечали людей на афишах собственного концерта «ВКонтакте» ночью по одному человеку или используя какие-то коды.
И. П.: Кроме того, появился Instagram, который делает визуальную информацию доступной — на тебя сыпется поток со всего мира: как выглядеть, куда ходить.
— Не секрет, что у широкой аудитории есть стереотипное представление о том, как выглядит хип-хоп артист. Баскетбольные майки оверсайз, джоггеры или широкие штаны, кроссовки Nike Air Jordan. Можно ли вырваться из этого стереотипа, оставаясь при этом «трушным рэпером»?
И. П.: Мне кажется, сегодня уже абсолютно другой стереотип. Off-White, Yeezy, что-то такое.
Л. Г.: Во-первых, стереотипное мышление — это вообще bad way. Никому не советую. Во-вторых, хип-хоп настолько проник во все остальные культуры и жанры, все так смешалось, что, даже если человек идет в Off-White и Yeezy, ты не можешь сказать, рэпер ли он. Границы размываются, хип-хоп так или иначе ассимилировался. Посмотрите, поп-артисты хотят записываться с рэперами, мода взаимодействует с рэперами, много больших режиссеров выходит из клипмейкерства и так далее.
Рэп интегрировался практически во все. Думать сейчас, что рэпер — чувак в широких штанах, баскетбольной майке, непонятных огромных кроссовках, с татуировками, дующий косяк и плохо разговаривающий и выражающий свои мысли, несовременно.
И. П.: Бабушки, наверное, думают, что рэперы сегодня выглядят, как Элджей.
— Хорошо, тогда какие бренды вы носите? Это стритвир, японцы?
И. П.: Стритвир превратился в абсолютно отвратительную смесь брендомании и подражания этой брендомании. Сегодняшний стритвир мне вообще не нравится. Большие дома моды, у которых огромные истории и были классные дизайнеры, сегодня превратились в какую-то погоню за 16-летней аудиторией. Мы следим за идеологией бренда, это важно. Поэтому на сегодняшний день Япония рулит.
Л. Г.: Мы носим очень много японцев, WTAPS, CAV EMPT, Human Made, Wacko Maria, Nexus, Old Joe & Co. У нас нет байеров, стилистов, мы доверяем своему внутреннему вкусу. Можно увидеть нас и в классике, и в спортивном костюме.
— С точки зрения внешних атрибутов рэп все же, как никакая другая музыкальная культура, связан с конкретной национальной этнической группой — афроамериканцами. Так вот возможно ли вырваться из этого контекста, оставаясь настоящим рэпером?
И. П.: А зачем куда-то вырываться? Это как делать рэп и говорить при этом: я не уважаю наследие, не уважаю джаз и артистов, которые это придумали в Америке. Ну, на мой взгляд, это странно. Хотя я знаю среди русских такие примеры: «Мы не любим рэп, но мы рэперы». Есть и такие.
Л. Г.: Я объясню на примере спорта. Существует Английская премьер-лига по футболу. Все мы прекрасно понимаем, что Английская премьер-лига — это вау! Это рейтинги, зарплаты, качество, интерес. А есть Российская премьер-лига, которая так или иначе стремится еще к чему-то. Сидеть в Российской премьер-лиге и говорить «да чего они там!» — неправильно. Поднять эту лигу без корней невозможно.
И. П.: Да, как говорили культовые русские рэперы группа «Каста», «не забывай свои корни, помни». Есть вещи на порядок выше. Нельзя быть специалистом в чем-то, не уважая корни своего мастерства. Это нелепо. Ты их должен знать.
— Что нужно знать современному рэперу? Корни в рэпе — это что?
И. П.: Как минимум джаз и тот рэп, с чего все начиналось, музыку 1980–1990-х, хотя бы иметь понимание.
Мы говорили, можно ли не смотреть на Запад, но это невозможно, потому что вся музыка зародилась там. Можно их не копировать — это абсолютно законно, ты можешь делать свое, но при этом если ты не знаешь, как это начиналось, ничем хорошим это для тебя не закончится.
— Выходит ваш новый альбом. Что ждать, что вы хотите этой пластинкой сказать? О воссоединении или, может быть, нынешней вашей ситуации?
И. П.: Во-первых, мы не заявляли, что выйдет альбом. По факту это сюрприз.
Л. Г.: Мы не форсим эту тему. Мы просто раз — и выпустили.
— А почему не форсите? Это такая маркетинговая стратегия?
И. П.: Дело вообще не в маркетинге. Это проект не ради денег. Мы не делаем музыку для того, чтобы потом зарабатывать на этом глобально. Когда ты накачиваешь информационное пространство ожиданиями нового альбома, ты уже на что-то претендуешь. А мы ни на что не претендуем. Мы просто делаем альбом.
Л. Г.: Мы собрались спустя много лет и решили писать эту музыку снова. Без претензий. Мы не претендуем на звание рэп-группы номер один в России, мы не претендуем на топ-чарты. Мы делаем музыку, потому что любим ее, и делаем ее в этот раз в том ключе, в котором мы бы хотели ее слышать. С оглядкой на наши ситуации сегодняшние. Сколько нам лет, чем мы занимаемся и так далее. Считайте, что это те же самые два парня, которые записали предыдущий альбом, так же собрались, просто стали немного старше, но концепция к написанию материала не изменилась. Мы тогда просто писали музон без оглядки на радио, на популярность. Ты хочешь написать грустную, медленную песню не в формате любовной лирики, а в формате рэпа — почему мы это не можем сделать, если нам это нравится и мы этого хотим?
— Мужская дружба для вас что означает?
И. П.: Мужская дружба — это то, что вам, девушкам, не понять. (Смеются.)
Л. Г.: Взаимовыручка, проверенная временем.
— Сколько лет вы дружите?
И. П.: Лет 15 уже. С 2003–2004-го.
— А почему вы в итоге перестали развивать проект Marselle?
Л. Г.: Давайте напишем, что так было задумано.
И. П.: Чтобы спустя 11 лет выпустить второй альбом.
Л. Г.: Смысл ворошить все это? Мы же живем здесь и сейчас.
— Леван, я наблюдала за тобой во время поездки в город Коньяк и Версаль и отметила, что ты производишь впечатление идеального отца и хорошего семьянина.
Л. Г.: Я стараюсь.
— Что главное ты в них воспитываешь?
Л. Г.: В плане воспитания это вообще не ко мне. Лучше спросить у Ани. Я, конечно, пытаюсь участвовать в жизни своих детей, но не настолько, как мама, по одной простой причине — из-за нехватки времени. Я бы хотел, чтобы они выросли честными, отзывчивыми, воспитанными и, безусловно, свободными. Чтобы они жили без границ в своей голове, без границ по отношению к другим людям, к другим расам, к другой музыке. То есть вообще абсолютно свободными в своем выборе. Мне бы очень хотелось, чтобы они могли сами выбирать, где им жить, кем им быть, где им учиться, и чтобы это осознание, чего они хотят от жизни, не шло от меня, а непосредственно формировалось внутри них. Но, как показывает практика, родительские хотелки — это родительские хотелки. Даже на примере меня. У всех свой путь. На мой взгляд, главное — им глобально не мешать.
— У тебя мощный отец?
Л. Г.: Конечно.
Я бы сказал, у меня либеральные родители, но с привкусом некой авторитарности. Моя семья хотела, чтобы я не был рэпером, допустим. Ну, они даже представить себе этого не могли.
— Но сейчас они, мне кажется, рады?
И. П.: Можно я отвечу? Конечно, они рады. Все рады. Они радуются нашим успехам и с удовольствием слушают нашу музыку.
Л. Г.: Я думаю, они рады тому, что мы занимаемся тем, что нам нравится, в первую очередь. И, безусловно, для родителей важно, когда это еще и приносит нам какие-то деньги, за счет которых мы можем жить, обеспечивать себя, свои семьи и помогать родителям.
— Как вы готовите свой речевой аппарат перед выступлением?
Л. Г.: Сплю.
— Уже хорошо.
Л. Г.: Это, думаю, все. Вы не увидите картину, как мы в гримерке распеваемся. У нас, короче, нет ритуала, как можно подготовиться к концерту. Поесть надо, чтобы энергия какая-то была. Но это не связано напрямую с речевым аппаратом, да? Отдохнуть, посмеяться, выпить горячего чая.
— Леван, я знаю, что ты снимаешь кино? Это будет музыкальный фильм или нет, пишешь ли ты к нему музыку или нет?
Л. Г.: Это не музыкальный фильм, хотя он, конечно же, будет с музыкой в том числе и от нас, от меня или от других артистов, с которыми мы дружим или песни которых я бы хотел там услышать. Но это не мюзикл, это кино о молодежи и для молодежи, это кино о мотивации, о мечте. Хочется сделать кино о любом парне, о людях, которые живут, хотел сказать, за МКАД, но скажу — не в центральных городах России как минимум, хотя и в центральных городах России тоже иногда трудно пробиться. Это история так или иначе подходящая к любому парню или девчонке в нашей стране. Мне не понятно, почему такого кино в нашей стране очень мало. Бытует мнение, что молодежь не ходит в кино, я с этим полностью не согласен по одной простой причине, что вижу, как молодежь ходит на концерты. То есть если человека заинтересовать, он пойдет в кино.