премьера театр
Малую сцену "Балтийского дома" в Петербурге занял десант МДТ-Театра Европы. Ученик Льва Додина Игорь Коняев, разделивший с мастером славу "Московского хора", здесь поставил спектакль "Жизнь Ильи Ильича" в сценографии Алексея Порай-Кошица и с Петром Семаком в роли Обломова. Рассказывает ЕЛЕНА Ъ-ГЕРУСОВА.
"Жизнь Ильи Ильича" протекает в условиях клинических, в стерильной больничной палате. Перед началом спектакля зрители даже могут рассмотреть заспиртованного урода в банке на зачехленном в белое рояле. На первой кровати спит Илья Ильич в линяло-голубом исподнем. Над ним закреплено какое-то сооружение — то ли капельница, то ли кружка Эсмарха.
"Жизнь Ильи Ильича" Игорь Коняев поставил по мотивам гончаровского романа и угаровской пьесы "Смерть Ильи Ильича". Однако в пьесе ему понадобились скорее несколько сочных диалогов. Михаил Угаров сочинил оправдание Обломова, признал его право на идиллическую мечту. Спектакль Игоря Коняева, пожалуй, оказался ближе к первоисточнику. Но вот рациональный Штольц в романе хоть и говорит, что сгубила Обломова обломовщина, но что же это такое, определить так просто не может, для того и написан роман. В спектакле обломовщина — это что-то вроде клинического диагноза, интересный сложный случай. В финале заспиртованного урода даже торжественно помещают в лабораторный шкаф.
Не будь в "Жизни Ильи Ильича" лощенных до опереточного блеска Штольца и Ольги Ильинской, он даже мог бы сойти за фарсовый физиологический очерк. Петр Семак в роли Обломова мастерски храпит, прячет лицо в подушку, снятся ему крестьяне в пасторальных васильковых венках. Слуга Захар (Константин Анисимов) босой, в кальсонах и безбожно барину хамит, но в общем они пациенты одной палаты.
Петр Семак — актер такого дьявольского обаяния, что за его растительным существованием на больничной койке каждый рад угадать "хрустальную" душу Ильи Ильича и с первых минут действия требовать, чтобы все решительно оставили его в покое, если он того хочет, любили бы Обломова и заботились о нем. И главное — не расстраивали. Но в палату является Штольц (Валерий Соловьев). Захара строит, Илью одевает и приводит к Ольге Ильинской. Обломов любит casta diva. Ильинская замечательно поет, настолько замечательно, что срывает аплодисменты зрительного зала. Эта роль отдана стажеру Академии молодых певцов Мариинского театра Елене Ушковой. Так, избежав жанра "поют драматические артисты", приходится лоб в лоб на камерной сцене столкнуться с жанром "играют оперные". Поверить в то, что эта Ольга и Обломов могли полюбить друг друга, решительно невозможно. Зато со Штольцем они — очевидная пара. Как и Илья Ильич с Агафьей Матвеевной (ее играет Регина Лялейките). С Петром Семаком они когда-то учились на курсе у Аркадия Кацмана, явно рады теперь встретиться на сцене, простые бытовые сцены щелкают как орехи, легко высекая при этом искры любви. На Выборгской стороне Илья Ильич нашел свое уютное мещанское счастье и наслаждается им в мягких тапочках и вязаной кофте. Рядом с больничным шкафом обнаружится даже уютный буфетик с вареньями и соленьями. Да и Илья Ильич с Агафьей Матвеевной, кажется, готовы превратиться в гоголевских старосветских помещиков. Но и здесь идиллия невозможна, не желает Агафья Матвеевна ехать в Обломовку.
В последний раз Штольц застает Илью Ильича, чуть приволакивающего ногу, в апатии, замусоленного, кофта надета наизнанку. Штольц, Ольга Ильинская, Захар, Агафья Матвеевна в прологе уже показывались в сизых больничных халатах, их же надевают они и в финале, когда Илья Ильич отдает богу душу. Матрасы на койках скатывают в рулоны. Доктор в белом халате выходит с предсмертным обломовским письмом, как с результатами вскрытия. Потом уже и сам покойный Обломов появляется объяснить всем раз и навсегда, что ну не мог он жить иначе, никак не мог. Такая мука была эта жизнь, такая тоска. Игорь Коняев понять Илью Ильича вроде бы и может, но признать — все-таки нет. Для режиссера обломовская жизнь — это болезнь. Мысль о том, что человеческая жизнь — довольно патологическое явление, конечно, имеет право на существование. Но в "Жизни Ильи Ильича" она транслируется, пожалуй, излишне прямолинейно.