фестиваль музыка
Вчера в Петербурге в Малом зале филармонии концертом Оркестра Екатерины Великой открылся VI фестиваль Early music. ВЛАДИМИР Ъ-РАННЕВ остался разочарован.
Оркестр Екатерины Великой на открытии фестиваля совсем не блистал. Откровенно фальшивые ноты, скучная ритмика, заметная несыгранность ансамбля. На этом "звуковом фоне" даже как-то неловко говорить об аутентизме, идее и манере исполнения. Фестиваль декларирует справедливую концепцию барочной музыки как "динамичной, чувственной, не скучной, с драйвом" и проводит аналогии с рок-музыкой. Но в данном случае эта "нескучность" ограничилась запланированными улыбками и перемигиваниями музыкантов. Такая разыгранная рок-музыкантская непосредственность. А "динамичность и чувственность" худрука и первой скрипки оркестра Андрея Решетина выражалась на сцене в еще более неуместной поп-музыкантской самовлюбленности. Это ли истинный "дух барокко", который сулил нам Early music?
Особенно это касается концертов Баха, сыгранных в первом отделении. Нерв и энергетика барокко, если уж прилаживаться к традиции аутентичного исполнения,— во внутреннем напряжении, в способности извлекать живую искру из гегемонии художественных норм и правил. Для этого их недостаточно знать, их нужно еще и соблюдать. Это эпоха не жеманной, но "укрупненной чувственности", эпоха аффектов, а не экзальтированной аффектации. Иоганн Маттезон, барочный теоретик музыки, определил аффект инструментального концерта как "отчетливость и вразумительность" ("Учение о генерал-басе", 1731). Когда этого нет — нет и всего остального.
Второе отделение сильно выигрывало в сравнении с безыскусной подачей Баха и Вивальди в первом. Может быть, от неожиданно интересной "Музыки русского двора" (Галуппи, Ярнович, Бортнянский, Арайя), не уступающей шедеврам западноевропейского барокко. А может быть, потому, что романтической манере Решетина нашлось наконец место в скрипичных вариациях Хандошкина на тему русской песни "То теряю, что люблю" — печальной и мечтательной женской лирике.
Директор фестиваля Марк де Мони сетует на невнимание к фестивалю наших "традиционных" академических музыкантов на фоне общего энтузиазма публики. Резоны последней ясны: Early music — единственный в России форпост большой мировой школы аутентизма, за пять лет он стал Петербургу дорог и близок, как мосты и каналы. Но и невнимание профессионалов легко объяснить. С одной стороны, у нас действительно плохо знают старинную музыку, в том числе и прославленные академические музыканты. С другой — достойной альтернативы их традиционно высокому исполнительскому мастерству первый концерт феста не дал. Будем надеяться, лидеры мирового аутентизма, обещанные в программе, еще успеют поправить дело.