Пять лет Fondation Louis Vuitton
В пяти главных событиях
Гостья из будущего
Экспонат выставки «Новый мир Шарлотты Перриан»
Фото: AChP/Adagp, Paris 2019
Впрочем, для их разрыва было и много других предпосылок. Она меняла свою жизнь с легкостью, на которую способны только француженки. Меняла страны — работа в Японии, куда ее пригласили обучать японских мастеров европейскому модернизму, перевернула все ее представления и о прекрасном, и об искусстве, и о жизни. Меняла материалы; когда впервые использовала традиционное дерево вместо прогрессивных тогда стальных трубок, ее начали корить — мол, предала идеи модернизма; она же спокойно отвечала: нельзя ничего исключать. Меняла мужчин. Но всегда оставалась свободной — без своего бюро (работала одна, помогала дочь, только для проектирования горнолыжного курорта Arc ей навязали команду), без особых денег (это сегодня подписанные ею шезлонги, столы и библиотеки бьют рекорды на аукционах, она же презирала рынок) и без границ в самом глобальном смысле слова. «Искусство во всем»,— говорила Шарлотта Перриан.
Новый символ Парижа
Здание Fondation Louis Vuitton по проекту Фрэнка Гери
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
Курс на меценатство президент LVMH Бернар Арно взял еще в середине 90-х годов, и сегодня его группа едва ли не самый щедрый и активный меценат во Франции. Идею фонда для современного искусства и отдельного здания вынашивали примерно с того же времени. У LVMH была выставочная площадка на последних этажах здания магазина на Елисейских Полях, но Бернару Арно хотелось масштаба. В 2001 году вместе с его многолетним советником Жан-Полем Клавери они отправились в Бильбао, где американский архитектор, притцкеровский лауреат Фрэнк Гери выстроил архитектурное чудо — Музей Гуггенхайма (1997). Бернар Арно восхитился и заказал Гери такое же, но лучше. И место нашлось подходящее. В Булонском лесу, рядом с Ботаническим садом (детский парк — Jardin d’Acclimatation — тоже принадлежит LVMH). Главная сложность заключалась в том, что в Булонском лесу стройка запрещена, поэтому уложиться нужно было ровно в один гектар отведенной площади и не превысить 54 м в высоту — ровно такие размеры были у занимавшего прежде участок неприметного здания боулинга. И защитники природы все-таки повставляли палки в паруса кораблю Гери: строительство заняло шесть лет — с 2008-го по 2014-й.
«Грандиозный корабль Фрэнка Гери», «Новый символ Парижа», «Эйфелева башня XXI века» — пресса не стеснялась громких слов. А 85-летний (на тот момент) архитектор с чувством выполненного долга спокойно констатировал: «Это самое сложное здание, которое я когда-либо строил». Нет ни привычных крыш, ни фасада, ни вертикальных линий, ни повторяющихся структур, вы одновременно находитесь снаружи и внутри, и кажется, что лабиринт, а на деле — архитектура выстроена так логично, что сама вас ведет, подсказывает маршрут. Куда ни загляни — всюду асимметрия и изгибы, отчего создается впечатление, будто эта махина с тремя внутренностями-айсбергами вот-вот снимется с якоря, расправит 12 стеклянных парусов и поплывет на запад, на Париж, а маяком ему будет Эйфелева башня. И даже курс этот оказывается не случайным: ровно через полвека здание Fondation Louis Vuitton будет передано городу Парижу.
Скоро рядом с фондом откроется еще одно здание, подписанное Фрэнком Гери. Сейчас идет реконструкция бывшего Музея народных искусств. Он станет называться «Дом LVMH — Искусство — Таланты — Наследие», и это будет живой музей традиционных ремесел и прославленного французского savoir faire с богатой культурной и образовательной программой. Бернар Арно и Жан-Поль Клавери давно присматривались к соседнему «дому-призраку», но государство упорствовало. И одним из решающих факторов стал успех с выставкой коллекции Щукина — абсолютный рекорд посещаемости, 1,2 млн человек. После этого назвать Fondation Louis Vuitton небольшой частной культурной институцией уже ни у кого язык не повернется.
Русский сезон
Коллекция Сергея Щукина — яблоко раздора между Эрмитажем и Пушкинским музеем уже больше семидесяти лет. После революции собрание русского промышленника было национализировано, сам он иммигрировал во Францию, а в 1948 году коллекцию поделили между собой два главных музея России. С тех пор у них всегда есть повод для ссоры. Поэтому решение воссоединить коллекцию на нейтральной территории — в Париже — выглядело единственно возможным в непростой музейной дипломатии. Собрание Щукина началось с Парижа. Здесь он сам покупал картины Пабло Пикассо, Поля Гогена, Анри Матисса или поручал брату. Здесь же по сей день живет его внук Андре-Марк Делок-Фуко — единственный правообладатель, наследник и пропагандист собрания деда. О выставке он разговаривал с несколькими крупными музеями, но госинституциям колоссальная страховка шедевров просто не по карману. А Бернар Арно так заинтересовался проектом, что деньги отошли на второй план. «Эмоции оказались дороже»,— говорил тогда Жан-Поль Клавери. Сейчас уже понятно, что окупились и эмоции, и вложения. Чтобы увидеть 130 шедевров из коллекции Щукина, целую главу истории французского искусства начала XX века, люди стояли в очереди и ранним утром, и под закрытие. Если рекордную цифру посещаемости разделить на дни, то получится без малого 10 тыс. человек в день. Больший ажиотаж вызывали только сокровища Тутанхамона в 1967 году. После своего триумфального выступления в Париже коллекция Щукина отправилась в Москву, где ее тоже ждал полный аншлаг. В Пушкинском она пополнилась главами про братьев Щукиных и значительно прибавила в размере — всего было выставлено 450 экспонатов. На очереди — еще одно уникальное русское частное дореволюционное собрание, коллекция братьев Морозовых. Она будет путешествовать в обратном направлении: из России, Государственного Эрмитажа — во Францию, в Fondation Louis Vuitton. Тема частных коллекционеров, в том числе и русских, особенно дорога Бернару Арно. Ведь имена больших предпринимателей остаются в истории благодаря искусству, благодаря своим собраниям. И владельцу LVMH эта перспектива, кажется, очень лестна.
Готовый музей
Без частных коллекционеров не было бы многих государственных музеев — это факт. Но сегодня некоторые частные коллекции дадут фору государственным собраниям. Так, например, Центр Помпиду в свое время не купил Джеффа Кунса, а теперь и рад бы, да никакого госбюджета не хватит. А частные покупатели могут себе позволить. Хотя в той же коллекции фонда Кунс пока замечен не был — только на сумках Louis Vuitton, пару лет назад американский художник выступил в коллаборации с французским домом. Корпоративная коллекция и личная Бернара Арно — это два разных собрания, если они пересекаются, то крайне редко, на выставках в Fondation Louis Vuitton. Коллекция фонда — это единый взгляд на модернизм и современное искусство. Полностью ее ни разу не выставляли, да и нет такой задачи. Арт-директор, опытнейший куратор Сюзанн Паже выделила в ней четыре главных темы-вектора: экспрессионизм, созерцательное искусство, поп-арт и музыка со звуками, иначе говоря — искусство новых медиа. И раз в год готовит по тематической выставке работ из коллекции. Масштаб и качество становятся совсем очевидными на гастролях, потому что вывозят первостатейных авторов. Такую выставку показал Fondation Louis Vuitton в Пушкинском музее параллельно с собранием Щукиных прошедшим летом. Джакометти, Кляйн, Баския, Уорхол, Рихтер, Польке, Болтански, Абрамович, Каттелан, Тильманс, Шютте — уже набирается на полноценный серьезный музей современного искусства.
Ниспровергатели устоев
Ив Кляйн, «Антропометрия» (1960). Работа была представлена на выставке «Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное» в ГМИИ им. А. С. Пушкина
Фото: Yves Klein/Fondation Louis Vuitton/Adagp, Paris
За пять лет существования Fondation Louis Vuitton не только занял свое особое место на арт-карте Парижа, но и стал одним из главных музейных трендсеттеров. С выставками фонда сверяются лучшие музеи мира и охотно предоставляют свои шедевры на гастроли. Лидер австрийского экспрессионизма и эротоман — рядом с американским уличным хулиганом-художником? Где Вена начала XX века — и где Нью-Йорк 80-х? Когда объявили о двойной выставке Эгона Шиле и Жан-Мишеля Баския, арт-директор фонда Сюзанн Паже только и делала, что отбивалась от расспросов: почему они и почему вместе? «Потому что нет других художников, которые за свою стремительную жизнь, длиной всего в 28 лет, так решительно порвали со всеми традициями, так радикально повернули историю искусства XX века и чье влияние давно вышло за пределы арт-мира». И точка. Выставка открылась, прошла с огромным успехом — Баския даже продлили,— и теперь двойные выставки, казалось бы, совершенно разных художников так много вопросов уже не вызывают.