премьера танец
В культурном центре "Дом" театр "Кинетик" Александра Пепеляева отпраздновал десятилетие своего существования премьерой спектакля "10 прозрачных полумесяцев". ТАТЬЯНЕ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ пришлось в очередной раз дивиться незаурядному менеджерскому дару известного деятеля хореографии.
За десять лет Александр Пепеляев и его театр "Кинетик" добились признания не только в среде продвинутой художественной тусовки (типа литературо- и искусствоведов), но и среди чиновников, опекающих современное искусство. Как-то так получилось, что именно он со своей группой и олицетворяет это искусство в сфере современного танца. Однако, поскольку бывший драмрежиссер Пепеляев не умеет ни танцевать, ни придумывать движения для других, продукты своей фантазии он называет "проектами", а их совокупность — "танцтеатром". Это удобно: нудных рецензентов, пристающих с требованиями показать какую-никакую хореографию, хоть сколько-нибудь воспитанные тела и хоть как-то организованную композицию, всегда можно обвинить в косности. И хотя у таких представителей танцтеатра, как Пина Бауш, Саша Вальц или Вим Вандекейбус, указанные элементы в спектаклях непременно имеются, отсутствие оных в работах театра "Кинетик" легко оправдать многообразием форм современного театра.
Надо сказать, когда на сцене выступал сам господин Пепеляев, мужчина видный, брутальный, темпераментный, доказывать спекулятивность его аргументации было трудновато. Уж очень смачно он рычал, ломая свое неподатливое тело, слишком яростно колотился об пол и другие твердые предметы, выкрикивал слишком уж почтенные тексты (Хармса чаще всего, но не пренебрегал и Кафкой). Харизматик, одним словом. Со временем постаревшему автору стало трудновато колбаситься самому, и на первый план вышли его артистки, по контрасту с лидером принципиально инфантильные и анемичные. Спектакли театра, лишенные энергетики актера Пепеляева, отчетливо обнаружили свое неизменное качество, а именно уныло-бесформенный непрофессионализм, который только совсем уж наивные люди могут принять за поиски новых форм.
К десятилетию театра таковые отыскались в комитете по культуре правительства Москвы и Фонде Форда, профинансировавших постановку "10 прозрачных полумесяцев". Александр Пепеляев решил тряхнуть чернушечной стариной и в качестве литературного первоисточника выбрал повесть "Ногти" молодого и модного Михаила Елизарова. В повести рассказывается о двух мальчиках из интерната для умственно отсталых. Один был горбуном по прозвищу Глостер и все время что-то теребил руками, потому и вырос в пианиста-импровизатора. Второй в раннем детстве отгрызал уши пластмассовым зайцам, а потом увлекся ритуальным отгрызанием ногтей: сплевывал их на газетку и по расположению ногтей, окропленных кровью из своей расцарапанной груди, предсказывал будущее. Это опасное занятие отверзало некую бездну, в которой обитал жуткий воющий пес. Имелась в повести и love story: лежащую в коме возлюбленную Глостера насилуют два санитара, и она умирает от топорно сделанного аборта.
При такой богатой первооснове самый непритязательный зритель был вправе ожидать эстетического шока. И хотя опытный глаз могла насторожить фраза из пресс-релиза про "опыт пульсирующих вытеснений пространства", дюжина выстроившихся в три линии стрип-шестов сценической конструкции твердо намекала, что пространство будут вытеснять все-таки телами.
Спектакль оказался сущим школьным утренником. Двух высокоодаренных идиотов изображали молодые люди с очень ограниченными физическими и еще более ограниченными актерскими возможностями (один, правда, имел соответствующее роли выражение лица). Чудовищного пса играла солистка театра Татьяна Гордеева — чрезвычайно заторможенная женщина с лицом монастырской послушницы. Псов, впрочем, было несколько: одетые в коричневые комбинезончики с нейлоновыми рюшечками, имитирующими шерсть, они периодически подвывали, задирали ножки, метя невидимой струей пространство, и ужасно пугали мальчиков, напрыгивая им на спины. Любовная история была выявлена нечетко, так как в театре "Кинетик" решительно не умеют ставить разнополые отношения. Раздвоенная девушка (одна исполнительница нужна для того, чтобы намекать на кому, другая — чтобы олицетворять девичью трепетную душу) помоталась было по сцене в отдалении от влюбленного объекта, поконтактировала сама с собой, потом "душа" исчезла за кулисами, а "тело" было целомудренно изнасиловано: три фигуры (две санитарских) лежали рядом ничком и слегка трепетали крестцами. Варварский аборт был обыгран тоже трепетно: некий позолоченный плод в руках "души" ее "тело" разрезало пополам и выскребло ножом семечки. После чего на сцену явилась окровавленная простыня, сильно расстроившая героя (того, что был меньше похож на обитателя дурдома) — юноша стал бить ею об пол и стрип-шесты, а затем отлупил и пса.
Видеоизображения были призваны хоть как-то оживить неизбывную вялость спектакля, но копошащиеся на морщинистых экранах черви, волчьи пасти и девичьи чистые лица не смогли реанимировать издыхающее действо. Впрочем, по сюжету все все равно умерли. И попали в золотой "рай": квартет музыкантов в золотых штанах и с голыми торсами наяривал классическую музыку, "душа" в золотом лифчике строила глазки публике и двум дурдомовцам (тоже в золоте), страшный "пес", переодевшись в черную балетную пачку, пытался наладить монитор, а привешенная к крюку девушка с не выявленными спектаклем функциями снимала все на видеокамеру. Так что сохранился документ, который и может послужить доказательством обвинения Александра Пепеляева и его театра "Кинетик" в патетической халтуре (если, конечно, видеокамера работала).