«Умер автор музыки к фильмам "Мимино" и "Кин-дза-дза!"». В этой короткой фразе, наводнившей новостные ленты после того, как появилось известие о смерти Гии Канчели в возрасте 84 лет, смешались исключительная народная любовь и глубокая историческая несправедливость.
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ
Хотя Гие Александровичу и удалось сочинить вневременной народный шлягер про маленькую птичку, в историю музыки он войдет все же не этим. Канчели — автор семи масштабных симфоний, крупных работ для симфонического оркестра: «Светлая печаль», «Оплаканный ветром», «Magnum Ignotum», «Стикс» и многих, многих других — он был очень работоспособен, список его сочинений увеличивался с каждым годом и включал и симфоническую музыку, и вокальную и камерную. Сводить его творческое наследие к музыке для кино — все равно что считать Губайдулину исключительно автором музыки к «Маугли», Вайнберга — мелодий из мультфильма про Винни-Пуха, а Бетховена — песенки про сурка.
Прикладная музыка действительно занимала в перечне произведений Канчели не последнее место — одних только саундтреков к кинофильмам несколько десятков. «Пятьдесят, а может быть, шестьдесят»,— небрежно резюмировал композитор, добавляя, что никогда не отказывался от работы в проходных советских кинолентах — на это уходило не больше двух недель, а на полученный гонорар он мог жить пару лет, сочиняя одну симфонию. Только к началу 1990-х Канчели получит возможность зарабатывать исключительно заказами на серьезную музыку. С любовью и нежностью он относился лишь к сочинениям, написанным для своих давних товарищей — Георгия Данелии, Роберта Стуруа, Эдуарда Шенгелая. Со временем темы из этой прикладной музыки стали проникать в симфоническую, и наоборот. «Я недавно присутствовал при исполнении своей Пятой симфонии и вдруг услышал одну из тем, которая звучит в спектакле "Кавказский меловой круг",— признавался Канчели.— Но если вы меня спросите, что было раньше — тема в спектакле или Пятая симфония, я вам не отвечу. Я не помню!» А в финале трагического реквиема «Стикс» (1999), написанного для Юрия Башмета, можно расслышать сакраментальное «Чито-гврито». «Хочется чуть-чуть завуалировать этот венерический припев»,— приписал он в партитуре для солиста, иронично комментируя и само появление этого мотива, и свое умение написать по-настоящему прилипчивый шлягер. В последние годы прикладная музыка Канчели получила второе рождение — благодаря деликатным инструментальным версиям, которые с удовольствием исполняют музыканты по всему миру (достаточно вспомнить, например, вышедший на ECM альбом «Themes from the Songbook» с произведениями Канчели в исполнении Гидона Кремера, Дино Салуцци и Андрея Пушкарева). Но необходимость бесконечно отвечать на вопросы про «Мимино» композитора явственно тяготила: в интервью он привык сообщать, что автор этой мелодии на самом деле Данелия, сам же он ее только «разукрасил». И искренне радовался, что за пределами СНГ никто и не подозревает, что он когда-то писал музыку для театра и кино.
И это правда. Музыку Канчели исполняли крупнейшие оркестры мира и выдающиеся солисты (Мстислав Ростропович, Юрий Башмет, Ким Кашкашьян, Гидон Кремер, Ян Гарбарек). Его творческая судьба вообще сложилась исключительно удачно. В Советском Союзе его дружеский круг составляли авангардисты: Пярт, Шнитке, Сильвестров, Денисов, Губайдулина, но лично ему сталкиваться с серьезными проблемами и запретами не пришлось — его музыка вызывала меньше вопросов. «Официоз тогдашнего Союза композиторов СССР моя музыка не раздражала: она была другая, но для них терпимая, более понятная, чем музыка моих друзей»,— констатировал Канчели. Его регулярно исполняли, за Четвертую симфонию (1976) Канчели получит Госпремию, позже — звание народного артиста СССР. Впрочем, сам он связывал благополучность своей биографии прежде всего с именем Джансуга Кахидзе — ярчайшего грузинского дирижера, который начал играть музыку Канчели, когда тот был еще студентом консерватории, и продолжал поддерживать композитора на протяжении всей жизни.
По признанию самого Канчели, больше всего его критиковали именно в Грузии: за то, что его музыка совершенно негрузинская и отрицает богатство местного фольклора. Канчели боготворил грузинское многоголосие, но действительно почти не использовал в своих сочинениях фольклорных мотивов (редчайшее исключение — «Magnum Ignotum» (1994), где звучит трехголосная гурийская песня) и всегда отстаивал идею, что в профессиональной музыке индивидуальное выше национального. Уколы защитников грузинской самобытности Канчели с горечью вспоминал до конца дней, а невозможность примириться с новыми грузинскими реалиями стала одной из причин эмиграции в начале 1990-х (сперва в Германию, затем в Бельгию). По иронии судьбы, большой пласт его киномузыки, не так широко известный в России, стал в Грузии практически народным — мелодии из фильмов «Необыкновенная выставка», «Когда зацвел миндаль», «Голубые горы», «Чудаки» можно услышать и в ресторанах, и в качестве рингтонов.
Впрочем, еще болезненнее он воспринимал все происходящее в России. А после событий 2008 года наотрез отказывался приезжать в страну, с которой его так многое связывало,— и не изменил этому решению до конца дней.
В музыке Канчели всегда было много экстремальных динамических перепадов, резких переходов от тихого к громкому, и сам он объяснял это той сложной жизнью, которую ему довелось прожить, и тем, что «этот ужас не кончается». И все же в его сочинениях, сколько угодно трагических, никогда не возникает ощущения «ужаса без конца». Скорее светлой печали — света становится все больше, печали все меньше, оркестр затихает, и вот уже и печали нет, есть только долгая счастливая жизнь.