Спекуляции по поводу добычи нефти в Саудовской Аравии отразились на котировках во вторник. Если в понедельник разговоры были о том, что после ударов восстановление займет несколько месяцев, то на следующий день уже стали спекулировать по поводу того, что это произойдет быстрее, возможно, в течение нескольких недель. Но риски для глобального нефтяного рынка выросли. Экономический обозреватель “Ъ FM” Олег Богданов обсудил ситуацию с преподавателем департамента политологии Финансового университета при правительстве Российской Федерации Леонидом Крутаковым.
Фото: Максим Кимерлинг, Коммерсантъ
Фото: Максим Кимерлинг, Коммерсантъ
— Наши крупнейшие компании, такие как «Роснефть», столкнулись с серьезным вызовом. Что будут делать потребители нефти из Саудовской Аравии?
— Я думаю, что это если и вызов для российских нефтяных компаний, то только в плане расширения своего бизнеса. Потому что, конечно, это и угрозы, и риски — прежде всего потребителям нефти, потому что любое ограничение поставок на мировой рынок нефти, означает большую востребованность, дефицит, а значит — возможность заработать. Поэтому наши компании, скорее всего, здесь больше выигрывают, чем проигрывают. То, что азиатский регион оказался в таком вторичном, скажем, статусе, это неудивительно. Если мы вспомним, как это происходило в Европе, когда, например, были газовые войны с Украиной, то первой страдала Восточная Европа, хотя трубопроводы проходят через них. Так и здесь — конечно, ограничили, прежде всего, азиатский рынок. И здесь проблема для Азии в том, что они на 80% зависят от Персидского залива в поставках углеводорода. Поскольку рынки растущие, то для них Россия является единственным фактически способом диверсификации поставок. И, конечно, здесь «Роснефть», «Газпром» — ключевые игроки.
— А мощностей хватит? Нужно развивать это направление, мощности увеличивать, наверное?
— Конечно, в первую очередь, это вопрос мощностей. Это тот самый злополучный вопрос, который в последнее время в прессе полощется — «Восток Ойл» и освоение Арктического шельфа, где сосредоточено порядка 50% мировых разведанных запасов нефти, поэтому это будущее рынка. Но стартовать это будущее рынка без соответствующих решений регулятора, Минфина и государства, не может. Это тоже очевидно всем, по-моему, кроме нашего Минфина. Поэтому для Индии и Китая, конечно, возможность заключать с Россией такие договора — это перспектива, это стратегия. Мы видим, например, в Ванкорском месторождении у индийцев — 49,9%, а у «Роснефти» в Nayara Energy – 49% с небольшим, по-моему, это что означает? Это значит, что происходит диффузия активов и интересов индийцев и русских, то есть это тот проект, который должен был быть реализован с Европой. Когда у нас «Северный поток-1» начинался, мы договаривались с немцами, что те войдут в месторождение «Газпрома» как собственники, а мы в войдем в сети европейские. То есть фактически объединение активов. Вот то, что происходит сейчас у России с Азией и с Индией. Здесь, конечно, «Роснефти» надо отдать должное, она делает колоссальную работу, потому что это будущее, собственно говоря.
— Если так события будут развиваться, то вопрос заключается в том, сможем ли мы действительно встретить спрос, который развернется в нашем направлении.
— Это вопрос перспективы, это вопрос освоения новых месторождений, прежде всего, Арктического шельфа.
— Я говорю о том, что правительство должно активнее как-то в этом направлении действовать.
— Вы абсолютно правильно говорите. Но тут надо отметить визит, например, который произошел сейчас недавно — «Роснефти» в Индии, встречи на высоком уровне – это последствия встречи Путина и Моди на дальневосточном форуме, а значит, что это визит в рамках каких-то договоренностей в кулуарах, в кабинетах, в коридорах.