Как город соединит виртуальное с реальным

Григорий Ревзин о городе будущего

Рене Магритт. "Декалькомания", 1966

Рене Магритт. "Декалькомания", 1966

Фото: Rene Magritte; Centre Pompidou

Рене Магритт. "Декалькомания", 1966

Фото: Rene Magritte; Centre Pompidou

Интернет, как мы уже тут неоднократно обсудили, лишает город многих его преимуществ перед не-городом, но он же сделает города центрами своего всевластия и всеведения

Сегодняшние футурологические книги в порядке приближения будущего к читателю принято украшать занимательным рассказом о том, как автор — человек, как вы и я,— будет жить в самое ближайшее время. «Утром, еще в постели я начинаю сканировать информацию,— пишет Кевин Келли в книге "Неизбежно".— Я смотрю на циферблат часов, чтобы узнать время, отключить будильник, а также узнать срочные новости и прогноз погоды. Просматриваю сообщения от друзей на небольшой панели возле кровати. Удаляю их движением пальца. Отправляюсь в ванную комнату. Просматриваю на стене новые крутые фотографии друзей — они повеселее, чем вчерашние. Одеваясь, просматриваю свой гардероб на экране. Картинка сообщает, что к выбранной рубашке лучше подойдут красные носки. На кухне я пробегаю ленту новостей. Мне удобно, чтобы экран находился горизонтально на поверхности стола. Поворачиваюсь к шкафу в поисках любимой каши: экраны, встроенные в его дверцы, показывают, что за ними. Дисплей, парящий над холодильником, указывает на наличие свежего молока внутри».

Я остановлю этот рассказ Келли на том, что с ним произошло до завтрака: поверьте, там все описано до ночи — и все так же. Но мне трудно отделаться от желания сказать пару слов о себе. Я вот тоже сижу на стуле за столом. Добавлю, что слева окно, за окном гроза, молнии и яростный шторм в море.

Суть революции, которую пророчат футурологи-техницисты, заключается в том, что в ближайшее время все вещи вокруг меня выйдут в интернет. Пол и потолок, стол и стул, окно, мои шорты, шлепанцы и майка получат айпи-адреса и превратятся в гаджеты. Эта революция преобразит каждую вещь в отдельности и всю среду в целом.

На рубеже XIX и ХХ веков великая техническая революция заключалась в том, чтобы ко всему, что человечество придумало раньше, приделать электродвигатель — так преобразились викторианская швейная машинка и пылесос на ручной тяге, кофемолка и мясорубка, хлеборезка и зубная щетка. Теперь ровно то же самое происходит с интернетом. Его приделывают ко всему и обещают приделать ко всему остальному. Причем это счастливые обещания, полные радостных заветов,— пожалуй, из всех пророков техницисты самые щедрые на обещания счастья. Другие футурологи, бывает, подкидывают опасения — распад семьи, государства, частной собственности,— а это певцы чистого оптимизма. И естественно, это самое популярное направление урбанфутуризма. Умная энергетика, умный транспорт, умное жилье — это те же энергетика, транспорт, жилье, но к каждому их элементу приделан интернет. И в результате у нас возникает счастливый город будущего — социально справедливый, экономически эффективный и экологически гармоничный.

Так вот, я сижу на стуле за столом в шлепанцах, шортах и майке и размышляю о том, что смогут шлепанцы сообщить окну, когда все они выйдут в интернет и превратятся в гаджеты. Гроза меж тем вырубила интернет. Вообще-то можно предположить, что если все предметы окажутся связаны между собой через сеть и все начнут что-то другу и ей сообщать, то мы окажемся в мире, очень уязвимом к технологическим ошибкам. В городе перестанет работать все — энергетика, транспорт, жилье, и останется только гармония с природой и социальная справедливость.

Келли, которого я процитировал выше, собирается читать на столе, прямо на его поверхности, новости из социальных сетей. Как новости будут вести себя по отношению к тарелке? А если тарелкин анализ собственного содержимого разойдется с рекомендациями холодильника, вывешенными на экране? Какой-то третий протокол будет решать, кто из них прав? Или я сам? Но тогда моя жизнь превратится в бесконечное выяснение отношений между садовой лейкой и гигрометром, интересы которых противоположны. Зачем мне это?

Я вообще-то догадываюсь зачем. Но моя догадка далека от практических достоинств обинтернетченной вещи, и поэтому я позволю себе вместо утверждения выдвинуть гипотезу. Она касается вопроса веры в эпоху сети.

Ной Харари высказал очень сильный тезис о интерсубъективных сущностях как видовом конкурентном преимуществе человечества. Суть его тезиса в том, что люди вместе умеют верить в существование предметов, которых не существует, и это очень хорошо. Вот, например, бог. Важно не то, что ни доказать, ни опровергнуть его существование невозможно. Важно то, что, если люди вместе верят в одного бога, они могут действовать вместе, очень слабо представляя себе друг друга. Для координации действий несущественно, какой у кого характер, повадки, опыт, репутация, важно, что все верят в одного бога и потому могут объединяться. Обезьяны так не умеют, и муравьи так не умеют, а люди умеют независимо от того, есть бог или нет. Эта способность вместе верить обеспечила победу в межвидовой борьбе за существование и сделала человека господствующим на Земле видом.

Нельзя сказать, что это совсем оригинальный тезис Харари. В свое время примерно то же утверждал основатель социологии Эмиль Дюркгейм: «Функция сакральности — объединение людей в нравственные сообщества. Бог — это зеркало, в котором общество любуется на свое отражение». Оригинальность Харари в том, что он связал этот тезис с эволюцией человечества, его историей, определив мощность бога и его эффективность через количество людей, которые в него верят. Вопрос, который возникает в этой связи: что такое бог в эпоху сети?

Ответ сравнительно очевиден. Сама сеть и есть бог. Сеть занимается объединением людей между собой в виртуальное единство. Она позволяет взаимодействовать никак не связанным между собой людям в невиданных масштабах. Она обладает всеведением. Она довольно деятельно обещает бессмертие в различных вариантах. От бесконечного существования в виртуальном виде — как в сериале «Годы» — до перезаписи личности на клонированный физический носитель или физического бессмертия через использование нанороботов, постоянной диагностики и бесконечного продления жизни, как у Харари в книге «Homo Deus».

Я бы хотел обратить внимание на одно свойство этого бога. Он проблематично связан с физической реальностью. Как все боги, он стремится подобрать себе все ценности, все устремления, все навыки, все удовольствия, но он представляет собой такую метафизику, которая не нуждается в преобразовании физики.

Здесь есть определенное сходство с предшествующими богами — с христианской, скажем, точки зрения нет особой разницы, спасаться ли при рабовладении или при социализме. Но все же боги прошлого являлись в каких-то местах физического пространства, это явление их как-то преобразовывало, возникали сакральные места, вокруг них образовывались святилища и города, мир трансформировался богом. А сеть может явиться в любом месте — и ни в каком специальном. Экран айфона равно несет вам свет что посреди толпы в мегаполисе, что в человеческой пустыне, приводя все сокровища и все соблазны мира, специально подстроенные под вас. Это создает существенные проблемы для городов, основное конкурентное преимущество которых состоит в том же самом соединении людей, но без необходимости верить в предметы, существование которых проблематично. Наоборот, это соединение физическое, зависимое как раз от повадок и привычек тех, кто соединяется, и потому крайне несовершенное по сравнению с тем, что дает сеть.

Кевин Эштон ввел понятие «интернет вещей» в 1999 году, сейчас как раз 20-летний юбилей. Я бы, пожалуй, заметил, что за 20 лет это понятие как-то поменяло свой смысл. Эштон полагал, что вещи заменят людей в качестве основных инструментов ввода информации в сеть. Не интернет людей, а интернет вещей — это значило, что вместо всяких пользователей с их слабостями, предвзятостями и нестабильной работой основным поставщиком информации в сеть станут разные датчики, камеры, банкоматы и т.д. Не то чтобы эта часть программы полностью потеряла свой смысл — датчики это обязательно, куда же без них. Но вот стол и стул, окна и двери, фонари и батареи — все это не очень хорошо работает как поставщик информации в сеть.

Но та бесконечная трансформация вещей, которую предполагает грядущее цифровое завтра,— это обратный процесс. Не вещь информирует сеть, а сеть трансформирует вещь. Сеть начинает управлять вашей стиральной машиной и чайником, настольной лампой и батареей, стулом и столом. В конечном счете сеть через них приходит к вам с текущими задачами по поддержанию бессмертия — заняться фитнесом, принять таблетки, выпить чаю.

Это бессмысленно с утилитарной точки зрения: вы ведь и сами знаете, что нужно делать, вы самый лучший процессор данных, которые вас касаются, вам не нужно включать свет через интернет на смартфоне — вон же выключатель. Но это в высшей степени значимо с религиозных позиций. Интернет вещей — это новый тип иерофании, явления бога через преображение физических предметов, которые присоединяются к сети не из практических соображений, но в силу ее неизъяснимой благости, ее желания дать свет высшего разума уличному фонарю. Человек — самый лучший, но не уверенный в себе процессор для обработки касающихся его данных. С божьей помощью и через очки лучше видно, вы же знаете,— тут то же самое, только очки Google.

Я бы сказал, что в этом и состоит главная надежда городов будущего. Интернет людей не связан с городами, он строит миры виртуального единства. Но интернет вещей завязан на физическую конкретность, он происходит вот здесь. Новая иерофания — это соединение виртуального с реальным, офлайн и онлайн, и именно города (а не высокие горы, прекрасные рощи или берега, как раньше) станут местом этого нового богоявления. Будущее — это эпоха инструментализации бога и силы его. Интернет людей будет отвечать за горнее, интернет вещей — за дольнее, и мы получим сравнительно традиционную картину мира, в которую так или иначе уложатся предшествующие представления человечества.

С одним ободряющим отличием. Каждому знакомо явление, которое я про себя называю «бессмысленным сопротивлением вещей». Ключи норовят потеряться, лампочка перегорает при попытке ее включить, молния не застегивается. До сих пор люди могли подозревать, что это все не случайно, но в общем-то не имели оснований так считать. Но в будущем все изменится. Мы будем точно знать, что все твои физические недоброжелатели получили команду от сети. Кирпич просто так на голову никому не падает. Им командует сеть.


Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...