В Большом зале консерватории состоялся первый концерт Российского национального оркестра (РНО) в новом, 14-м с момента создания оркестра сезоне. Событие, по мнению ЕЛЕНЫ Ъ-ЧЕРЕМНЫХ, нуждается в рассуждении на тему: повлиял ли на РНО уход 30 музыкантов в новый оркестр Владимира Спивакова.
Новый сезон РНО открыл Вторым фортепианным концертом Брамса, который в исполнении венской пианистки Елизаветы Леонской прозвучал так же бойко, как и неряшливо. Пожалуй, к крикливым forte, связанным с привычкой пианистки к масштабным аудиториям, мы уже привыкли. Привыкли и к заведомой компромиссности ее исполнения с аляпистыми аккордами и непрочищенными арпеджио. И все же не это было минусом первого отделения. В минус пошло само соотношение, разница музыкантских масштабов солистки и дирижера. То, что слышал Михаил Плетнев, и то, как он организовывал дыхание формы, оказалось на порядок выше фортепианных фраз, играемых каждая сама по себе. Если честно, побеждать невротизм, а где-то и истерику фортепианных соло вкупе с шашечной раскадровкой брамсовской партитуры — фраза оркестра, фраза фортепиано и так далее,— РНО было сложновато.
Прошлогодний разрыв отношений РНО с Владимиром Спиваковым отлился коллективу потерей более чем 30 музыкантов. Ушедши на зарплаты, превышающие их прежние в РНО, оркестранты оставили вакансии, которые к настоящему моменту номинально заполнены. Однако выгрываться им все же понадобится еще долго. Сейчас у РНО непривычно резкий звук, непритертые группы, среди которых наиболее согласно звучат только струнные. В паузах над медью висит грязный обертон, одна из валторн вообще хронически занижает. Tutti потрескивают от передува флейт. В pianissimo слышно, как духовушки переключают клапаны. Ни дать ни взять автомобиль после капремонта: его еще объезжать да объезжать.
Подчеркивать в этой ситуации мужество отца-основателя РНО Михаила Плетнева, несколько демонстративно предъявившего во втором отделении Восьмую симфонию Дворжака (а это уж такое победительное полотно: недаром сочинялось параллельно с оперой "Якобинец"), значило бы недооценить его музыкантскую адекватность. На 14-м году существования РНО кому-кому, а Михаилу Плетневу ясно, что фактически оркестр опять надо поднимать с нуля. Смысла авансировать не отработанные еще новым коллективом свойства нет. Можно разве что обнадежиться податливостью оркестрантов руке маэстро, ради первого концерта пошедшего даже на обновление дирижерского имиджа. По крайней мере, в громком финале симфонии нашлись театральные места, которыми Плетнев дирижировал так, как только Валерий Гергиев дирижирует антрактом к третьему акте "Лоэнгрина",— оглушительно и победно.