премьера театр
Первая премьера нового театрального сезона досталась ему от сезона предыдущего: "Лира" Владимира Мирзоева в Театре имени Вахтангова весной не выпустили из-за технических неполадок с декорациями. На эту премьеру театр, видимо, делал серьезную ставку: начал сезон не с традиционной "Принцессы Турандот", а с Шекспира. Теперь сценическая конструкция работает идеально, но в спектакле, по мнению обозревателя Ъ РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО, обнаружилось много неполадок иного рода.
Критики, как известно, занимаются тем, что высказывают собственное мнение. Поэтому те консилиумы, которые несколько журналистов, включая вашего обозревателя, устраивали в антракте и после спектакля Владимира Мирзоева, можно назвать профессиональным преступлением. Но уж больно хотелось каждому из нас слегка подтолкнуть коллегу локтем и без обиняков спросить: "Ты хоть че-нить понял(а)?" Одна из журналисток, оказалось, накануне видела телеинтервью режиссера и с энтузиазмом стала передавать услышанную из первых уст концепцию. У всех остальных, менее внимательных к новостным программам и явно не ожидавших такого, заскрипели мозговые извилины, заржавевшие, видимо, за время летних каникул.
Владимир Мирзоев — умный и образованный режиссер. Но мало у кого из постановщиков случаются дистанции столь огромного размера между замыслом и итоговой реальностью зрелища. Перефразируя известную шутку Зиновия Гердта, можно сказать, что читать его интервью — одно удовольствие, а вот смотреть его спектакли — совсем другое. В случае с "Лиром" удовольствие довольно сомнительное, поскольку мозги вскоре отказываются судорожно расшифровывать и сопоставлять разные эпизоды. Вообще господин Мирзоев часто кладет в основу своей режиссуры "принцип неопределенности": действия его спектаклей происходят неизвестно когда, где и с кем именно. Он умело морочит публике голову, напускает всякой многозначительности, и глубокомысленный стеб его постановок нравится многим зрителям. Неожиданных предметов — прозрачные шары, светящийся шест-гирлянда, дырявый шар-саквояж с женской обувью — немало и в "Лире". Неожиданных интонаций тоже: с какого перепугу один из придворных декламирует текст в манере Владимира Высоцкого, оставляю объяснять более тонким аналитикам.
Мне лично удалось установить вот что. Главный герой спектакля поначалу — отвратительный старик с прогрессирующей болезнью Паркинсона и мертвенной коростой на лице, напоминающей глиняную косметическую маску, прикрытую черной вуалью. Королевство, престолонаследие и дочерняя любовь тут совершенно ни при чем, не зря из названия пьесы исчез титул, осталось одно имя. Вся интрига с разделом королевства — не более чем ритуал, ход которого известен всем наперед, прежде всего Регане (Марина Есипенко) и Гонерилье (Юлия Рутберг). На самом деле этот Лир не кто иной, как жутковатый и неуправляемый оборотень, а под личиной хилой, отвратительной развалины скрывается отвязный, опасный детина. Мотивы дьявольщины в спектакле господина Мирзоева очевидны: тут и кровь лижут, и волком воют. Вообще история вахтанговского Лира оказывается историей о том, как из-под хитинового покрова полумертвого старика высвобождается жутковатая энергия другой плоти.
Лира играет Максим Суханов, один из лучших актеров своего поколения, актер-талисман режиссера Мирзоева, его самый верный медиум. Такого талантливого актера сомнительным замыслом не испортишь: пусть он воет, трясется, морщится и колбасится, пусть его бессмысленно плющит и корежит, а все равно глядеть на него интересно. Когда остатки старческого грима стерты, нам является нормальный мирзоевский Суханов. Описывать этот типаж не будем — критики, включая вашего покорного слугу, достаточно поупражнялись на этом поприще за последние годы, а ничего нового после "Лира" не прибавишь.
Прочие вахтанговцы вроде бы последовательно играют шекспировский сюжет, меняя разнообразные костюмы от Аллы Коженковой. Правда, невнятность исходного события и частных мотивировок лишает более чем трехчасовое действие подлинного драматизма. Ясно только, что потусторонняя сила, созревшая в Лире, попутно крушит судьбы и всех окружающих его персонажей. Сила эта, очевидно, столь иррациональна, что остается только вздохнуть и прочитать какую-нибудь приличную молитву — в смысле, чур меня! По сцене ездит тяжелая конструкция из плит (не иначе как могильных), одна из которых плавно и бесшумно поднимается-опускается, образуя зеленый газон-книжку. А ничего более определенного сказать про этот спектакль нельзя.
Но одним мирзоевский "Лир" все-таки войдет в современную театральную историю. Тем, что на вахтанговских подмостках наконец встретились Шут (в энергичном, но маловразумительном исполнении киногероя Виктора Сухорукова) и Корделия (Ольга Ломоносова). Может, где-то когда-то такое уже случалось, но на моей памяти подобного не было. Дело в том, что у Шекспира два эти персонажа не сталкиваются, а Шут покидает пьесу внезапно и немотивированно, причем именно тогда, когда Корделии приходит время вернуться на сцену. Шекспироведы давным-давно придумали казусу занятное объяснение: вопиющая небрежность великого барда обусловлена тем, что обе роли драматургом были написаны для одного актера. У Владимира Мирзоева Корделия в финале выезжает на сцену на закорках у Шута. Впрочем, судя по всему, дело происходит уже за гранью земного бытия. В мире ином шекспировские персонажи длинной вереницей бродят по сцене, а Лир с дочерями пританцовывает и напевает. Словом, все умерли, и эта неотменимая правда — единственное, что роднит вахтанговский спектакль с высокой трагедией.