Видео за неделю

Победа "Кровавого воскресенья" (Bloody Sunday, 2002 **) ирландца Пола Грингресса на Берлинском кинофестивале столь же загадочна, сколь и его выход на видео в России. Дело не в том, что это плохое кино, отнюдь нет, но это безнадежно опоздавшее кино. Не ностальгическая стилизация под политическое, квазидокументальное кино, популярное в начале 1970-х годов, а именно что досадное недоразумение. В каждой стране есть свое "кровавое воскресенье". Для Северной Ирландии это 30 января 1972 года, когда в Лондондерри солдаты английского оккупационного корпуса открыли огонь по мирному шествию в защиту гражданских прав. 13 манифестантов были убиты, 14 ранены. Стреляли не из-за каких-то там провокационных действий — из-за общего мандража, овладевающего солдатами, оказавшимися в атмосфере гражданской войны, из-за казарменной тупости начальства, из-за того, что мальчишки кидали камни, из-за того, что кому-то что-то там померещилось. Возможно, если бы не эта бойня, конфликт в Ольстере не затянулся бы так безнадежно и сами "томми" не стали бы излюбленной мишенью боевиков Ирландской республиканской армии, чьи атаки были отныне легитимированы жестокостью "оккупантов". Можно, конечно, с другой стороны, порадоваться тому, как эволюционировала за 30 лет Европа. Сейчас почти невозможно себе представить, чтобы британские солдаты так вот запросто шмаляли в центре европейского города из автоматических винтовок по, скажем, антиглобалистам. Но возможный исторический анализ такой эволюции не искупает вопиющей старомодности фильма, представляющего собой добросовестную хронику нескольких кровавых часов, стилизованную под телерепортаж, снятый задыхающейся, плюхающейся в грязь камерой, застигнутой уличной перестрелкой. Дело доходит до абсурда. Бойня была действительно снята телевизионщиками, ее кадры обошли весь мир. Грингресс старательно реконструирует именно те ракурсы, именно те кадры, которые вошли в историю. Мартышкин труд, честно говоря. Критика пыталась придать актуальность "Кровавому воскресенью", связав его с новым реализмом Догмы. Пожалуй, это демагогия. При всем уважении к ангажированному кино тридцатилетней давности его время истекло. Не в том смысле, что политическое кино невозможно. Просто оно уже не может существовать в тех формах, в каких его создавал в свое время, скажем, Джилло Понтекорво в "Битве за Алжир" (1966). Достойны внимания в фильме лишь некоторые колоритные детали. Пока благодушные шестидесятники распевают на улице "Wee shall overcome", за углом в припаркованной машине посмеиваются над ними серьезные ребята из ИРА: развлекайтесь, ребята, а мы на вас посмотрим. "Как скажешь" (Mon Idol, 2002 **) Гийома Кане — в какой-то степени попытка современной общественно-политической сатиры в духе романов Фредерика Бегбедера. Во французской кинотрадиции такого рода сатира уже давно обращена на отношения подчинения и господства, возникающие в сфере бизнеса. Во всяком случае, такое впечатление складывается в начале фильма. Молодой и честолюбивый парень ассистирует мегазвезде, ведущему телепередачи "Только не плачь". Идея передачи забавна. В этом гибриде "Окон" и "Кресел" игроки должны в течение 20 секунд сдерживать слезы, узнав что-то невыносимое. Например, старушка не имеет права заплакать, узнав, что ее любимую собачку переехал машиной и выкинул на помойку жлобина-слесарь. Не фонтан остроумия, конечно, но канает: современное телевидение само по себе настолько пародийно, что придумать блестящую пародию на него невозможно. Когда звезда крадет у него идею не менее кретинической передачи, юноша апеллирует к владельцу канала. Дальнейшее легко предсказуемо для тех, кто знает французское кино. Седовласый босс сулит герою золотые горы, завлекает якобы поработать над сценарием в свой загородный дом, заставляет порвать с подружкой и превращает в семейного не то чтобы шута, не то чтобы мальчика на побегушках, но младшего компаньона. Унижения ему предстоят еще те, многие бы не отказались: нюхать лошадиные дозы кокаина, заниматься любовью с юной женой хозяина, танцевать до упаду. Ну, еще кормить сырым мясом любимых грифов начальника, но за 8 тыс. евро в месяц можно бы и потерпеть. Одним словом, режиссеру не хватает фантазии, чтобы придумать действительно пограничную ситуацию подчинения, аннигиляции личности. А самому Гийому Кане, сыгравшему "мученика" Бастьена,— убедительности в изображении обуревающих его нравственных мук. К счастью, сценарий ближе к финалу идет вразнос. Сатира превращается в гран-гиньоль с закапыванием полуживого ведущего, невзначай убитого развратной красоткой, и ночной беготней в лесу. Кстати, обилие жестоких лесных эпизодов во французском кино последних лет поражает: не обустроенная до последнего сантиметра страна, а джунгли какие-то. Где они столько лесов нарыли? Дальше — больше. В самом конце Кане попытался придать фильму еще и метафизическое измерение. Зрители остаются в полном недоумении. Разве что немного жалко ужасного капиталиста, который, как выходит, вопреки режиссерскому замыслу просто-напросто страдал от скуки и одиночества, но не мог выразить свою тоску по-человечески.