фестиваль балет
Спектаклями "Благовещение" и "Весна священная" французской труппы Ballet Preljocaj в Малом театре открылся московский международный фестиваль балета Grand pas. Открытию предшествовал скандал: общественный комитет "За нравственное возрождение Отечества" пытался запретить показ спектаклей как "кощунственных и развращающих". Балетного обозревателя Ъ ТАТЬЯНУ Ъ-КУЗНЕЦОВУ развратить оказалось нелегко.
Шум, поднятый вышеупомянутым комитетом и раздутый СМИ вокруг выступления французов, стал лучшей рекламой фестивалю — зал Малого театра ломился от публики. Поглядеть на французские кощунства явился цвет творческой интеллигенции — от поэта Евтушенко и режиссера-англичанина Доннеллана до гендиректора Большого Анатолия Иксанова.
От руководителя труппы албанца Анжелена Прельжокажа, обосновавшегося во Франции с четверть века назад, действительно можно ожидать чего угодно — в начале своей карьеры он приобрел репутацию "варвара", за что и был обласкан французами, уставшими от собственного изящества. "Дикарь", однако, знал, что и как делать: природный темперамент на этнические мотивы не растрачивал (тогда это было немодно), а взялся за великие балеты дягилевских "Русских сезонов", переставив по-своему и "Свадебку" Нижинской, и "Парад" Мясина, и фокинский "Призрак розы". Актуальные, зрелищные и очень неожиданные трактовки хрестоматийных спектаклей завоевали хореографу устойчивую репутацию радикала-реформатора, и жаждущие свежей крови академические монстры с готовностью распахнули ему свои объятия, так что теперь редкий сезон в Парижской опере обходится без новинок господина Прельжокажа.
Москва уже в третий раз принимает Ballet Preljocaj (его собственную труппу, базирующуюся в Экс-ан-Провансе): лет десять назад видела "русскосезонные" балеты, в 1999-м — политизированную "концлагерную" версию "Ромео и Джульетты" с фантастически мощными и откровенными любовными сценами. Нынешняя программа с изначально эротичной "Весной священной" и "Благовещением", где был обещан "агрессивно-чувственный" Ангел, роль которого поручена женщине (видимо, от пресс-релиза и возбудились местные ревнители общественной нравственности), обещала нечто совершенно радикальное. Однако как любителей клубнички, так и почитателей современной хореографии ждало некоторое разочарование. Правда, по разным причинам.
Эротоманов обескуражило "Благовещение" — оно оказалось лаконичным, целомудренным и глубоким, так что москвичи смогли увидеть совсем незнакомого Прельжокажа. Тему балета ему подсказала дочь Вацлава Нижинского, уверявшая, что ее отец мечтал воплотить этот сюжет. 23-минутный спектакль хореограф поставил в 1995 году на коллаж из "Magnificat" Вивальди и "Crystal music" Стефани Рой и вовсе не думал об эпатаже или богохульстве. Просто "не видел ангела в мужском теле", как сам признался на пресс-конференции. И был абсолютно прав — дуэт мужчины и женщины смотрелся бы куда фривольнее. А так — минимум эротизма и максимум духовной концентрации. Пространство ограничено красным прямоугольником, где томится Мария (Наташа Гримо), жаждущая и боящаяся зачатия, как греха (робкие шажки-переступания, судорожно сжатые коленки, тело, устремленное к бьющему с колосников лучу), и куда совсем с другой стороны — из темноты — вступает вполне бесполый Ангел (Изабель Арно), призванный освободить ее и от томления, и от сомнений. Пластические пассажи Ангела как пассы гипнотизера: под его бесконтактной лаской тело Марии освобождается от ханжеской зажатости. Контрастные части дуэта придают событию динамику. Сомнамбуличность экспозиции сменяется одержимостью средней части — мощным танцем в унисон с резкими прыжками, истошными падениями на колени, вздыбленными к небесам перстами и руками, вычерчивающими в воздухе магические письмена. Этот обряд инициации заканчивается очень сдержанным и нежным "сидячим" мини-адажио — в нем задействованы только торсы, руки и головы танцовщиц. Закольцованность "Благовещения" (балет заканчивается так же, как и начался,— Ангел уходит во тьму, Мария остается в луче) вводит этот современный спектакль в русло традиции: так испокон веков изображали в балете сновидения.
"Весна священная" (постановка 1999 года) порадовала как раз любителей жареного. С первых минут, когда одетые в майки и мини танцовщицы неторопливо стянули с себя трусы, и до последней части, которую солистка Избранница (Изабель Арно) танцевала совершенно обнаженной, там было на что посмотреть. Однако именно в своей откровенно эротичной "Весне" неистовый Прельжокаж выглядел слабее — и как хореограф, и как режиссер. Музыка Стравинского столь грандиозна и самодостаточна, что, кажется, под нее можно делать хоть зарядку — эффект все равно обеспечен. Однако есть в ней тайное коварство — цепь грандиозных кульминаций, каждая из которых могла бы стать финалом. И если не придумать внятной концепции целого, а ограничиться смакованием первобытных сексуальных порывов, то балет рискует превратиться в серию хореографических имитаций оргазма, перемежаемых паузами опустошения. Анжелен Прельжокаж этой опасности не избежал. Перенеся "сцены языческой Руси" в конец XX века, он не придумал, что делать дальше с этим пикником на зеленой бугристой полянке, с парнями и девчонками, наперебой провоцирующими друг друга на секс. Отдельные нюансы типа развернутого мужского танца-драки с явным гомосексуальным оттенком не смогли разнообразить моторной череды энергичных, но однообразных по рисунку и лексике танцев и искусно выстроенных мизансцен буйного насилия.
Остается поблагодарить блюстителей нравственности за то, что они привлекли внимание массовой аудитории к столь неординарному хореографу и столь серьезному фестивалю, каким грозит обернуться так эффектно начавшийся Grand pas.