награда архитектура
На прошедшей в Праге театральной квадриеннале лучшим театральным зданием Европы признан комплекс "Parco della Musica" (иначе — "Аудиториум") Ренцо Пьяно в Риме. Обозреватель Ъ ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН отправился в Рим, чтобы оценить этот шедевр.
Один мой друг в начале 90-х предлагал мне скинуться и купить в зоомагазине на Остоженке классного зарубежного таракана. Прелесть этого насекомого заключалась в том, что оно никак не действовало. Оно не пило, не ело, не ходило, не размножалось. Оно просто было. Это был инсектный прорыв в онтологию, в метафизику истинно сущего. Можно было положить его на полку книжного шкафа, рядом с Хайдеггером, и оно бы там лежало и истинно сущело. С тех пор и магазин закрыли, и с другом мы как-то разошлись, но образ остался. Когда я увидел "Аудиториум" Ренцо Пьяно, я сразу вспомнил этих тараканов.
Когда подходишь к нему, то испытываешь не просто разочарование, а даже обиду. Это не просто некрасивая архитектура. Это архитектура, которая совершенно равнодушна к тому, как она выглядит.
Три одинаковых больших и неуклюжих алюминиевых ангара вокруг граненой площадки амфитеатра. Их форма неожиданна настолько, что могла бы увлечь, как увлекает компьютерная органика дигитального стиля, но для увлечения она слишком аморфна. Эта архитектура может испугать — три ангара похожи на очень крупных жуков, мокриц, и потенциально это сравнительно страшное зрелище. Но она не пугает, ей как будто не до того. Пугать — это действие, направленное на тебя, ради тебя как-то стараются, крылья раздвигают, усами шевелят. А эти мокрицы инертны, в лучшем случае они собрались попить из блюдца амфитеатра и то не вполне отдают себе в этом отчет, скорее интуитивно ползут на мокресть. Для того чтобы испугать, они слишком пассивны.
Сначала долго бродишь между трех мокриц и даже не можешь понять, что происходит. Пытаешься найти следы обычного Ренцо Пьяно и даже находишь — вот стоящие отдельно четыре блистающие на солнце трубы, как в Центре Помпиду, вот висящие на стальных канатах лестницы, вот превосходная корабельная столярка (сам хитин этих насекомых выглядит как перевернутое днище гигантского корабля) — словом, весь набор привычных и опознаваемых приемов великого Ренцо Пьяно налицо. Но как-то это спрятано, как-то это не бросается в глаза, как-то ясно, что не в этом дело.
Это здание не обращает на себя внимания. В отличие от других работ Ренцо Пьяно и в отличие от принятой сегодня всеми западными архитекторами модели. Это не здание-аттракцион. Бильбао Фрэнка Гери тоже страшное и тоже похоже на железное насекомое, но это насекомое тебя развлекает и увлекает, подходить к нему опасно, и приятное чувство безопасной опасности создает из общения с ним ощущение какого-то события в твоей жизни. А тут зданию на тебя совершенно наплевать. Не движется, не завлекает, не раскрывается. Оно просто есть. И это в нем самое главное. Об этом и надо думать.
Это здание никак не относится к тебе. Это здание никак не относится к городу. Оно вообще ни к чему не относится, оно не снисходит до отношения, оно занято только собой. И ты бьешься взглядом об алюминиевые бока залов и никак не можешь понять, что же этим хотел сказать Ренцо Пьяно — один из величайших архитекторов нашего времени. Три неприятных, равнодушных, одинаковых насекомых.
И тут соображаешь — то-то и дело, что их три. Рим — единственная из европейских столиц, в которой в XIX веке не было построено большого оперного театра, поэтому сегодня решили построить целых три рядом, чтобы потом не пристраивать, как мы к Большому или к Мариинке, по филиалу сбоку. Ренцо Пьяно выиграл конкурс на "Аудиториум", и в программе было указано, что комплекс должен включать в себя три зала, один на 2600, второй на 1600 и третий на 700 мест. Но никто не говорил, что все три должны быть одинаковыми. Даже, я думаю, если бы кому-нибудь сказали, что римлян ждет три одинаковых алюминиевых зала, поставленных вместе, они бы ужаснулись.
Принцип Ренцо Пьяно здесь не столько архитектурный, сколько инженерный. Как известно, все оперные театры выстраиваются как гигантский музыкальный инструмент — зал должен быть деревянным и резонировать так, будто вы находитесь внутри гигантской мандолины или контрабаса. Выставка таких музыкальных инструментов со схемами построения зала украшает фойе "Аудиториума". Ренцо Пьяно, обожающий гнутое клееное дерево, и выстроил такую "мандолину", а потом прикрыл ее сверху алюминиевым панцирем от непогоды. Панцирь несколько больше зала, у него остаются боковые пазухи, где располагаются проходы, и спереди — фойе. Алюминиевый хитин чуть отступает от деревянного "тельца" этого насекомого, там видно деревянное брюшко — дерево должно дышать.
Специалисты по акустике говорят об этих залах как о чуде. Можно сказать, что это идеальный музыкальный инструмент, можно — что это правильно решенная задача. Если инженер решает какую-то техническую задачу, и решает успешно, то он не будет решать ее во второй раз, он просто повторит уже найденное. Программа Ренцо Пьяно реконструируется достаточно четко: вот, я спроектировал идеальный музыкальный зал, зачем же проектировать другой. Я ставлю рядом три одинаковых зала разного размера, как положили бы рядом три скрипки, и именно этим подчеркиваю, насколько совершенными они являются.
Понятно, что такая архитектура никак не относится ни к городу, ни к человеку, вообще ни к кому. Архитектура перестает быть относительной, она становится абсолютной. Перед нами смена архитектурной парадигмы. Дом больше не является аттракционом, авангардным жестом, эпатажем, неповторимым чудом. Он является результатом правильно решенной задачи. Вернее, это даже не столько смена, сколько возвращение к началу модернизма, когда дом был "машиной для жилья". Просто мы привыкли, что оперные театры должны нам нравиться, интриговать, развлекать, приглашать. А на самом деле в них просто должна быть хорошая акустика. Ренцо Пьяно построил три машины для музыки и припарковал их рядом. Они не для того стоят, чтобы кому-то нравиться. Они просто стоят.