фестиваль опера
На Зальцбургском оперном фестивале начинается прайм-тайм. Ближайшие полторы недели, возможно, покажут, какие свойства оперных постановок могут претендовать на будущее, а какие — на участь проходного материала. Рассуждает ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
Город Моцарта, оперная Мекка, главный оперный фестиваль мира, город победившего Караяна и побежденного Жерара Мортье — подобных ярлыков на Зальцбург вешать не перевешать. Задавшемуся вопросом про "тысячелетье на дворе" копаться в этом лень. Сознаюсь, что, несколько лет навещая Зальцбургский фестиваль, легко устать от неоправданных ожиданий какого-то особенного зальцбургского Моцарта. В конце концов, не в городе же дело. А в том, кто и чем из режиссеров-дирижеров публику берет.
Особенность здешней публики в том, что она со всего мира. В этом году это еще более очевидно: фест-мероприятия, сорванные во Франции забастовкой работников культуры, заметно оживили обороты зальцбургских касс. Теперь в Зальцбурге можно увидеть экземпляры почище встречавшихся мне ранее британского углекопа, эмигрантов-одесситов из Огайо и бомжевидного антрополога, кинувшегося по случаю "лишнего билетика" переобувать замусоленные кеды прямо на входе в Гроссфестшпильхаус.
Удовлетворяя всем вкусам, Зальцбург-2003, похоже, ревизовал концепцию. Заметно увеличен моцартовский процент: к прошлогоднему "Дон Жуану" режиссера Мартина Кушея и дирижера Николауса Арнонкура добавились "Милосердие Тита" (от тех же Кушея с Арнонкуром) и "Похищение из сераля" норвежского режиссера Стефана Херхайма с дирижером Айваром Балтоном. И это при том, что более двух моцартовских опер последние годы тут никогда не шло.
Теперь же все три Моцарта идут еще и на самых главных площадках — Большой и Малой сценах Фестшпильхауса плюс Фельзенрайтшуле. Если вспомнить, что еще три года назад потрясающую "Волшебную флейту" (режиссер Ахим Фрайер) прокатывали на городских задах в огромном, навороченном под балаган сарае, и публика не просто ходила, ломилась туда, то Моцарта словно бы реабилитируют. От чего? Возможно, от чрезвычайной успешности той побившей рекорд демократичности фрайеровской "Флейты", пронзительной и одновременно невинной, как чудесные детские радости.
Вводя Моцарта обратно в храм, на самом деле фестивальные власти возвращают Зальцбург к его же прошлому: Моцарта всегда почитали здесь как местный сувенир, этакого Микки-Мауса по-австрийски. Но мало того, каждая свежая постановка Моцарта мыслится еще и фрагментом набирающего силу мыльника: готовясь к 250-летию Моцарта, город намерен презентовать до 2006 года все 19 его опер.
Старт был в прошлом году: "Дон Жуан" режиссера Мартина Кушея заменил собою предыдущего, два года прокатываемого здесь "Дон Жуана" режиссера Луки Ронкони. Новый спектакль изменил Моцарта до неузнаваемости. Оперу сделали в витринной эстетике: боди-арт, массовки в белье haut couture, сомнамбулическое блуждание манекенных силуэтов. Все это декларировало комфортность и комформность оперного зрелища, то есть шло принципиально вразрез с предыдущей экспериментальной установкой прежнего интенданта Зальцбургского фестиваля — авангардиста Жерара Мортье.
Так место оперных страстей занял гламурный глянец, а живые характеры облеклись в потребительски привлекательную упаковку. Музыкальная часть, конечно, провисла: дирижера Николауса Арнонкура упрекают за странно замедленные темпы, а постановочную загадочность Кушея пытаются объяснить оперными терминами. Не выходит. Возможно лишь принять его эстетизацию моды за саму оперную моду, кстати, уже растиражированную коллегой по свежему Зальцбург-каталогу — норвежцем Стефаном Херхаймом: первая сцена в его "Похищении из сераля" простецки представляет Констанцу и Бельмонта голыми манекенами.
Пресноватая скандальность подобных методов видится добычей, пожалуй, лишь репортеру-новичку: провокация оперы телесностью стара как мир. И если кто в этом преуспел — вовсе не витринные неофиты-режиссеры, а до сих пор не вхожий в зальцбургские кулуары Петер Конвичный, давно вовлекший в секс и эротику и Вагнерова "Зигфрида", и Вердиеву "Аиду", и гастарбайтеров из авангардистской оперы Луиджи Ноно "Нетерпимость". Вся разница лишь в том, что от телесности как авангардистского приема зритель всегда неспокоен, как и от самой жизни. А вот телеса новых зальцбургских Моцартов действуют не сильнее расхожей дизайнерской примочки.
Реакция на это уже пошла, и, пожалуй, не самая радостная зальцбургскому интенданту Петеру Ружичке. Дело в том, что из числа давних спонсоров и покровителей Зальцбургского фестиваля вышел Альберто Вилар, в эпоху прежнего интенданта Жерара Мортье ежегодно выделявший сумму в $1 млн. В прошлом году господин Вилар отозвал с фестиваля обещанные 1,8 млн евро, спровоцировав следующую финансовую картину. 50% фестивального бюджета, как прежде, выручка от продажи билетов (этот источник пока дает достаточно доходов) на фоне постоянно сокращаемых госассигнований.
Уже сейчас в Зальцбурге копродукции больше, чем было во времена Жерара Мортье. Вместо одного современного сочинения вроде оперы "Любовь издалека" (2000) Кайи Саарьяхо (копродукция Зальцбургского фестиваля и театра "Шатле") уже три копродукционных названия: "Похищение из сераля" Моцарта (с "Оперой Осло"), "Елена Египетская" Рихарда Штрауса (с дрезденской "Штаатсопер") и "Удод, или Торжество сыновней любви" Вернера Хенце (с берлинской "Дойчеопер"). А у организаторов гигантские планы: весь оперный Моцарт-каталог. На затею пока отозвался фонд Mozarteum, впрочем, вряд ли способный выплатить требуемые 4,7 млн евро.