Первым художником, которому инкриминировали "разжигание религиозной вражды", был АВДЕЙ ТЕР-ОГАНЬЯН. В 1999 году он бежал от уголовного преследования в Чехию, где в прошлом году с помощью International Amnesty получил статус политического беженца. МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА встретила художника-диссидента на Международной биеннале современного искусства в Венеции.
— Скажи, чем ты занимаешься в Праге? Ты по-прежнему работаешь художником или, например, грузчиком?
— Я работаю художником в области современного искусства, провожу как бы изыскания и исследования. Это не коммерческая работа. Я заработал, ну, наверное, 100 долларов или 200 за эти четыре года. Чехия — очень маленькая страна, там все очень вяло и тихо. Мне там очень тяжело. К тому же я еще старый и туповатый, и у меня очень плохо с языками. А это еще усугубляет. Но даже люди, которые блестяще говорят по-чешски, испытывают те же самые проблемы. Я практически один, я общаюсь с русской диаспорой. А она такая в общем-то помойка. Ну нет, милые люди, конечно, но помойка. Зато я рисую, у меня высвободилась масса свободного времени. В Москве же не было времени на рисование. Тусовка там, выпивон, политика. В Москве мне некогда было рисовать. У меня такое ощущение, что я теперь как настоящий художник — я просыпаюсь, тихо пью чай и занимаюсь... искусством.— Эта история с иконами, которая имела для тебя такие тяжкие последствия... Если можно было бы вернуть все назад, ты повторил бы акцию или нет?
— Ну как сказать. То есть, с одной стороны, это была в общем-то неплохая идея, потому что из моей акции получился такой мощнейший индикатор, который проявил российскую ситуацию. Абсолютно, сразу. То есть, стало быть, это было очень хорошее искусство.
— А по-человечески...
— Ну не знаю, я не думал, что все обойдется так круто. Что все такие суки. И что в общем-то все так плохо, что эти мракобесы так сильны, и что наша интеллигенция настолько труслива и дезориентирована, и что на Западе все абсолютно продажные. И если понимать все это, то я не знаю, я бы поступил, наверное, умнее. Это не было для меня каким-то этапным делом жизни. Но эта ситуация изменила и культурную ситуацию в Москве. Я читал рецензии по поводу выставки "Осторожно, религия" и слышал упреки в том, что это якобы я вызвал такую гневную ситуацию с этими черносотенцами. Но на самом деле на моем месте мог бы оказаться другой.
— Так получилось.
— Так получилось, и если бы я знал, что так будет, я бы, конечно, не отказался, но как-нибудь хитро бы подстраховался. И, наверное, победил бы, я так думаю, впрочем, Бог его знает, как все вышло бы.