Балетный фестиваль с красивым полуиндейским названием завершился аншлаговым гала под названием «Элиза и ее друзья». О фестивале и его основательнице мексиканке Элисе Каррильо Кабрере — из Мехико Татьяна Кузнецова.
Артисты Compania Nacional de Danza живо, легко, остроумно справились с ранним балетом Начо Дуато
Фото: Carlos Quezada
Артисты Compania Nacional de Danza живо, легко, остроумно справились с ранним балетом Начо Дуато
Фото: Carlos Quezada
Фестиваль этот совсем юный, ему второй год. Основала «Город танца» Элиса Кабрера, которую московские и петербургские балетоманы отлично знают по международным гала. Безупречная прима Берлинского балета играла в них заметную роль, получала всяческие призы, совсем недавно — международный Benois de la danse как лучшая балерина года. Однако россиянам и в голову не могло прийти, какую роль балерина играет на родине. Еще девять лет назад 28-летнюю Элису официально назначили послом мексиканской культуры в мире и нарекли ее именем гигантский концертный зал в родном городе Текскоко. А организованный ею международный балетный фестиваль в первый же год стал чуть ли не главным культурным событием Мексики.
Второй фестиваль едва не сорвался: правительство сменилось, пришедшие к власти левые радикально урезали бюджет на «буржуазную игрушку» — совсем как советская власть в 1918-м. Патриотичная балерина изыскала средства, сократила международность до концертного гала с приглашенными премьерами и представила Мексике ее собственный балет — столичную Compania Nacional de Danza из Мехико и Балет Монтеррея. Билеты на все спектакли были бесплатными. В результате — ночные очереди на километр, аншлаговые десятитысячные залы, дополнительные представления для отстоявших полсуток страдальцев, которым не хватило билетов. И стадионный рев на спектаклях, и толпы у служебного входа представителей всех сословий — от министра культуры до католических монахинь. И не надо думать, что на халяву в России случилось бы то же самое: балет у нас общенародным искусством так и не стал.
Что до «Элизы и ее друзей», то половину этого гала москвичи могли видеть в Кремле прошлой осенью. Тогда за программу тоже отвечал Михаил Канискин, муж и партнер балерины. Как и в Москве, хитом концерта стало выступление Молодежного балета Берлина, для которого Марко Гёкке поставил на музыку Нины Симон мини-балет «All Long Dem Day» — с сокрушительным драйвом и сумасшедшей энергетикой. Среди юнцов танцевала сама арт-директор фестиваля, оставив не у дел всю девичью половину состава. Что неудивительно: некогда начинающий хореограф Гёкке сделал подопытным кроликом для своих первых постановок именно Элису Кабреру, так что фирменный стиль автора с его ослепляюще быстрыми, резкими и экстремальными тело- и рукодвижениями балерина освоила еще в молодости. Из четырех ее выступлений в гала столь же ошеломительно, но по-иному — с роскошной сексапильной томностью и очаровывающей телесной кантиленой — прозвучал дуэт «Amorosa», поставленный на музыку Вивальди бразильцем Рикардо Грациано и исполненный ею с Марсело Гомесом — удивительным партнером, способным любую трудягу превратить в Марлен Дитрих и Анну Маньяни в одном лице.
Отличились норвежско-берлинские кубинцы, присвоившие российскую классику (в виде па-де-де «Дианы и Актеона») и превратившие ее в бессмысленный набор безукоризненно исполненных трюков. Да, на пуантах без партнера Йоланда Корреа стоит как вкопанная, а Йоэль Карреньо запросто вертит хоть 10, хоть 12 пируэтов. Но когда ради этого половина вагановского текста из адажио выкинута, а Диана все па-де-де охотится за Актеоном, делается обидно, что в России нет какого-нибудь специального фонда, следящего за должным исполнением национальной классики.
Чисто мексиканский вечер осчастливил отличным исполнением замечательного раннего балета Начо Дуато «Por vos muerto» об испанском «золотом веке» пылких кавалеров и отнюдь не чопорных дам, поставленного на музыку канцон XVI–XVII столетий и поэзию Гарсиласо де ла Веги. Здесь заметно влияние моцартовских балетов Килиана, но, во-первых, это далеко не худший образец, во-вторых, в постановке Начо Дуато достаточно сугубо национальной исторической куртуазности, в-третьих, артисты Compania Nacional de Danza танцевали живо, легко, остроумно, технично, чувственно и с тем акцентом естественной «испанскости», которого не добиться никакими репетициями.
Балет Монтеррея, напротив, выступил не с мировым репертуаром, а с национальным открытием — юным хореографом Диего Ландином, ставящим всего-то третий сезон. На музыку Листа он сочинил дуэт «Inefable», исполненный столь же юными солистами труппы со зрелым мастерством и детским воодушевлением. Герои этого простодушного любовного адажио резко, беспричинно и неоднократно переходят от разделенной страсти к полному разрыву отношений посредством чрезвычайно спортивных поддержек. Все эти шпагаты вниз головой, высокие поддержки на одной руке партнера, патетические разбеги перед наиболее рискованной акробатикой вроде бы и похожи на фирменные приемы Юрия Григоровича, но поставлены с такой наивной безыскусностью и такой радостью первооткрывателя, что плагиатом их язык назвать не поворачивается. Тем более что Ландин выдумал «фирменные» руки — вытянутые в локтях, с напряженно растопыренными пальцами. Любовному дуэту это придает комичный оттенок, а вот в массовой неоклассической постановке под названием «Стенография эмоций» на музыку Моцарта, Шопена и Бартока оказывается вполне уместным. Работа эта по-юношески изобильна как по части композиции (тут и соло, и дуэты, и квартеты, и кордебалет), так и по лексике (имеются прыжки всех регистров, вращения и разнотемповые адажио), что дает право мексиканцам возлагать большие надежды на хореографа, которыми национальный балет до сих пор не был избалован.