В Музее города Мюнхена показывают выставку "Глаз и аппарат", основанную на запасниках венского музея Альбертина. Уникальные фотографии, позволяющие проследить всю историю фотоискусства, специально для Ъ рассматривал в Баварии корреспондент "Домового" АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Выставка "Глаз и аппарат" состоит из фотоотпечатков и пластин, принадлежащих недавно отреставрированному венскому музею Альбертина. Этой выставкой сама Альбертина открылась после многолетней паузы в работе. Но собрания даже самого лучшего в мире музея не хватит на иллюстрацию столь энциклопедической темы, как история фотографии.
Кураторы "Глаза" и не стремились показать хрестоматийные шедевры. Они сфокусировались не столько на отдельных выдающихся мастерах, сколько на массовой продукции, на примере которой лучше видны типичные для того или иного времени приемы. Скажем, известно, что с первых же дней фотография оказалась под сильным влиянием не только живописи (фотографы буквально копировали композиции известных картин), но и театра. Так называемая документальная фотография развивалась параллельно с постановочной, "традицией инсценировки", как определили ее сейчас в Баварии. Именно в инсценированной фотографии можно отыскать истоки проблемы подлинности, стоящей сегодня перед телевидением и документальным кино.
Нынешние операторы, опоздав к некоему событию (или не найдя в нем должной зрелищности), легко воссоздают его в реальности еще раз — специально, чтобы заснять на пленку. Возникающее у зрителя недоверие к документальному кадру перерастает в глобальную проблему инсценировки действительности, когда граница между подлинным и театрализованным миром размывается вплоть до полного исчезновения, и, естественно, обыватели винят в этом продажных журналистов. Но многочисленные скандалы в западных СМИ, вызванные разоблачением уловок фоторепортеров и телеоператоров, вряд ли были бы поняты полтора с лишним века тому назад. Технические возможности первых фотоаппаратов практически не оставляли их владельцам шанса на равноправие в отношениях с реальным миром: постановочность часто оказывалась единственным условием работы.
Фотографам, впрочем, есть что возразить скептикам. Обилие работ, выполнявшихся в XIX столетии с научными целями, поражает воображение и сегодня. На мюнхенской выставке можно увидеть географические и этнографические снимки, изображения звезд и микробов, молнии и портреты психически больных. Разглядывая их, понимаешь, насколько важной оказалась роль фотографии не только в техническом прогрессе, но и в формировании нового мира, нового сознания. То, что было диковинным и диким, чудом и таинством, оказывалось доступным взору любого и в любом месте. Появление технической возможности репродуцирования образов, а следовательно, и возможности обладания ими, их присвоения подготовило то, что сегодня называется идеологией шопинга.
Даже в самых невинных своих формах фотографии не удалось ускользнуть от идеологии. В Мюнхене показывают путеводители Карла Роберта Лангевише, который издавал их в 1904-1960 годах. На этой знаменитой серии выросло не одно поколение немецкоязычных читателей, они такая же часть немецкой культуры, как музыка Вагнера и романы Томаса Манна. Ретроспектива позволяет заметить, как на протяжении десятилетий менялись не только шрифты на обложке, но и сам стиль снимков, по которым целая нация открывала для себя мир и собственную родину. На выставке в Мюнхене выставлены обложки этих книг и показано, как в издательстве работали с фотографией, как снимки ретушировали с целью максимально приблизить их к неписаным канонам немецкого идеализма. Издатель и тем более фотограф не отвечает, конечно же, за то, что волей или неволей передают дух времени. Но здесь отчетливо видно, насколько эклектична эстетика нацизма, использовавшего буквально всю культуру своего времени для целей, о которых эта самая культура даже и не подозревала.
В каком-то смысле именно эти путеводители, а не раритеты дагерротипии или художественные искания модерна оказываются смысловым центром выставки, поскольку массовая эстетика определяет эпоху и принадлежащие ей искусства не хуже отдельно взятых шедевров. В нескольких витринах с путеводителями Лангевише, как в миниатюре, отразилась судьба фотографии за ее короткую жизнь. Занимаясь техническими поисками и усовершенствованиями, фотография оказалась не в силах предвидеть их результаты. Возможно, как раз такая жизнь с завязанными глазами и позволила фотографии оказаться самым массовым из всех искусств.