В Музее Гуггенхайма в Бильбао открылась коллекция рисунков известного испанского художника Антонио Сауры. Известный режиссер и фотограф КАРЛОС САУРА рассказал корреспонденту Ъ АНДРЕЮ Ъ-ЗАХАРЬЕВУ о своем старшем брате.
Антонио Саура родился в Испании 1930 году, его детство пришлось на время гражданской войны. В 1953 году художник уехал в Париж, где примкнул к поздним сюрреалистам. Через несколько лет вернулся в Испанию, где и умер в возрасте 68 лет. Он является лауреатом множества премий (премии Гуггенхайма, Карнеги, Гойи и Арагона). Антонио Саура занимался иллюстрацией классической и современной литературы. Известны его рисунки к "Дон Кихоту" Сервантеса, "Стихам" Сан Хуана де ла Крус и "Критикона" Грасиана.
— Как Антонио увлекся живописью?
— Мы росли в очень артистической семье, наш отец был знаменитым пианистом. Мы все очень тянулись к искусству, правда, к разному. Антонио был очень болезненным ребенком. Он почти не выздоравливал, а несколько раз буквально находился при смерти. Я бы даже сказал, что мой брат много раз умирал. В ранней юности у него было заблевание костей, он оказался парализованным — тогда-то он и начал писать стихи и картины. Потом он говорил, что эти увлечения его спасли. Искусство потихоньку побороло болезнь, а позже живопись поборола литературу. Антонио повлиял и на меня, благодаря ему я увлекся фотографией, а затем перешел к кино. Он мне помог с первым фильмом.
— Почему в 50-х Антонио покинул Испанию и поселился в Париже?
— Это было трудное для него решение, но объяснимое. Испания была тогда очень закрытой и ограниченной страной в плане искусства, а Париж оставался желанным для всех художников центром авангарда. И если мне была интересна Испания послевоенного периода, то Антонио захотел дышать воздухом свободы и рванул в Париж. Ему нравилось чувствовать себя испанцем во Франции. Там его прекрасно принял Андре Бретон, там он нашел массу единомышленников. Это не Мадрид, где даже в начале 50-х сюрреализм воспринимали как какую-то скандальную дикость. Ну а когда Антонио отошел от сюрреализма, он вернулся в Испанию.
— И организовал авангардную группу El Paso в Мадриде?
— У этого объединения были очень сложные мотивы. Но прежде всего это был союз творческих потенциалов. И Антонио, и другие члены группы — Маноло Мильярес, Луис Фейто, Рафаэль Каногар — были в чем-то схожи, но иной раз их взгляды расходились. Причем Антонио с осторожностью относился к их политической деятельности, его больше интересовало искусство. Когда деятельность El Paso приняла более агрессивный политический характер, Антонио решил ее покинуть. Он был уверен, что свою функцию в развитии испанского и мирового искусства El Paso уже выполнила.
— Известно, что Антонио часто возвращался к одним и тем же образам. Откуда он черпал идеи, какие темы затрагивали его больше всего и как он работал?
— Он рисовал очень быстро, но обдумывал долго. На его живопись влияли реальные события. Однажды он с отцом гулял по центру Барселоны в разгар гражданской войны, начался обстрел, и на его глазах человеку буквально разорвало голову. Тогда это его очень впечатлило, и разорванная голова очень часто встречается в его картинах. Или, например, он часто говорил мне, что его очень вдохновляют женщины, даже предметы он рисует по структуре женского тела. Особую роль играла, конечно, тема смерти — всегда значительная для испанского искусства. А в жизни Антонио горя было предостаточно: он переживал гибель двух дочерей, развод с первой женой...
— Выставка ваших фотографий и картин вашего брата в Институте Сервантеса в Москве называлась "Saura versus Saura". В чем заключается это "versus"?
— Мы с Антонио действительно все время были напротив друг друга — в том плане, что занимались разными видами искусства и были всегда независимы. Но мы никогда не были против друг друга, всегда испытывали сердечную дружбу, помогали друг другу и держались семьей. Нас объединяло отношение к искусству. Антонио говорил, что художник должен создать свой собственный мир, быть провокатором, то есть позволять себе рушить общепринятые традиции, но всегда оставаться в рамках и, самое главное, не быть хамелеоном, а быть верным самому себе.