премьера кино
На экраны вышел "Шушу" (Chouchou) — фильм-рекордсмен французского проката. Хотя в России ему не грозит та же участь, АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ считает, что эту картину привезли к нам не зря.
В ней есть на что посмотреть. Ну хотя бы на диковинных арабских птиц с длинными носами, в голубом и розовом оперении — трансвеститов из кабаре "Апокалипсис". Они называют себя Шушу или Ванессой, а на самом деле Рашиды или Омары, ибо родина этих простых в прошлом парней — Марокко или Алжир. Они нежны, беспомощны и совсем не вульгарны со своими накладными ресницами и грудями, они поют о безумствах мечты, о сказочных далях, о том, какими бы были еще более прекрасными, если бы не были такими, как есть. Они пишут письма возлюбленным, рассказывая, как по ним скучают: "Как кожура по апельсину, как зонтик по дождю, как по шоколаду маленькие дети".
"Шушу" — продукт из разряда экзотических, причем экзотика здесь двойная: этническая и сексуальная. Трансвеститы сами по себе уже мало кого удивят. А арабы в Париже — ну какая же это экзотика. Они уже давно прописались и во французском кино, причем на самых стереотипных социальных ролях. Это либо криминальное отребье предместий, либо секс-машины для стареющих француженок, либо забитые жертвы исламского мракобесия. И вдруг оказывается, что существует целая неведомая гедонистическо-декадентская субкультура. Ее нити тянутся от гаремов "Тысячи и одной ночи" через египетские и испанские киномелодрамы к фильмам Альмодовара и к телешоу Гада Эльмалеха, который играет Шушу. Сначала он придумал этот персонаж на эстраде, потом с помощью режиссера Мерзака Аллуаша привел в кино.
Благодаря этому артисту фильм не только смотрится, но и переживается. Существо удивительной доброты, Шушу способен растопить самое черствое сердце. Никто не верит в его наивный маскарад чилийского беженца от Пиночета (слышал звон от родителей), но чудо-юдо в латиноамериканском пончо принимают и в церкви, и в клинике психоаналитика — да повсюду. Единственный его враг — психопат-полицейский, довольно дурацкий и малоправдоподобный тип, но если бы не он, жизнь Шушу совсем бы превратилась в идиллию.
Идиллией фильм и кончается — такой пышной и сладкой, что аж перья на свадебном платье слипаются. Шушу охотно принимают в супербуржуазную семью производителей ликера "Гренадин". Этот последний сюжет удался лучше всех: потомка знаменитого ликерного клана, до смерти влюбившегося в Шушу, играет Ален Шаба, популярнейший комик и режиссер второй серии "Астерикса и Обеликса"; его мать — гранд-дама французского кино Мишлин Прель, и эти знаковые актеры вписывают маргинальную тему фильма в большой национальный контекст.
Хуже получились сюжетные линии с поклонницей Фрейда, женщиной-доктором Миловавович, а также со священнослужителями братом Жаном и отцом Леоном, каждый из которых не меньший чудик, чем сам Шушу. Если разбираться в изгибах интриги и режиссерских мотивациях, можно вообще стереть картину в порошок, ибо концы в ней часто не сходятся с концами. Невольно вспомнишь самый великий фильм о трансвестизме "В джазе только девушки", где из песни не выкинуть ни слова.
В конце концов, со слабостями "Шушу" примириться столь же трудно и столь же легко, сколь и с загадкой природы, создавшей мужчин-женщин. Ясное дело, что их реальная жизнь даже в толерантном Париже ничуть не похожа на ту, что показана в фильме. Потому что показана не жизнь, а сказка, рассказана не история, а притча. Притчевая назидательность вылезает наружу в сцене, где широко мыслящий гуманист отец Леон сравнивает Шушу с Иисусом: того ведь тоже не все узнавали, поскольку выглядел он другим и чужим. Впрочем, для российского уха такая политкорректная назидательность оборачивается почти революционной смелостью, трансвеститами-то нас не запугаешь.