Мода на украшение присутственных мест изображениями самодержцев появилась в России в петровские времена. Однако особое распространение она получила при императрице Елизавете Петровне, освободившей, по мнению подданных, Россию от ига немецких вельмож. Но на фоне всеобщего воодушевления и увеличения спроса на портреты царицы стали появляться изображения, отличавшиеся от оригинала далеко не в лучшую сторону. И 6 апреля 1744 года императрица приказала принять меры, никогда не утрачивавшие актуальности.
С годами кабинеты высокопоставленных особ естественным образом становились малыми портретными галереями самодержцев
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Нагрыдорованы и напечатаны»
Правда, из-за дороговизны живописных полотен позволить его себе могли только самые состоятельные представители дворянства и купечества. Однако с развитием в петровские времена печатного дела и граверного мастерства круг лиц и присутственных мест, имевших возможность приобрести изображение царствующей особы, значительно расширился.
В учрежденной при Академии наук Гравировальной палате изготовлялись портреты императоров, императриц и их родственников, пробные отпечатки с которых отправлялись в Правительствующий сенат. И если не требовалось исправлений, портреты печатались в сотнях экземпляров и продавались в Академической книжной лавке.
Так, 18 июля 1740 года советник Академии наук И. Д. Шумахер доложил Сенату:
«Портреты блаженныя и вечнодостойныя памяти их И. В. Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны, Государя Императора Петра Второго и ныне благополучно самодержавствующия Государыни Императрицы Анны Иоанновны… нагрыдорованы и напечатаны».
И спрашивал: «Коликое число повелено будет оных портретов печатать?»
Из записей Шумахера того же года узнаем, что бухгалтеру и заведующему Книжной палатой Прейсеру было приказано, чтобы он «напечатанный Ея И. В. портрет в продажу употреблял ценою по два рубля». (Мастер переплетной палаты получал тогда 60 руб. в год, а его ученики — по 16 руб.)
После восшествия на престол Елизаветы Петровны в Художественном департаменте Академии наук с каждым годом прибавлялось работы. Избавление России от немецкого ига, которое изнуряло страну в правления Анны Иоанновны и регентши Анны Леопольдовны, вызвало широкое распространение моды на портреты самодержицы. А императрица желала, чтобы подданные знали ее в лицо.
К 25 ноября 1742 года для празднования первой годовщины восшествия Елизаветы Петровны на престол возводились триумфальные ворота, главным украшением которых должны были быть портреты «дщери славного Петра».
4 ноября 1742 года из Комиссии строения триумфальных ворот в Академию наук пришла «промемория»:
«Сего ноября 3-го дня господин генерал-лейтенант и кавалер де Генин комиссии предложением своим представил: понеже де речь носится, что маляры, которые для малевания портретов от академии приняты, весьма худою работою делают и токмо портят, и время напрасно проходит, а портреты несходны, и из протчих де картин по тому ж нечистою работою намалеваны, а деньги де за те портреты и картины в выдачу определены немалые».
И генерал-лейтенант просил Академию наук, «чтоб она за теми малярами имела крепкое смотрение, дабы означенные портреты Ее И. В. сходны и протчие картины хорошею работою сделаны были, а при приеме б оные чрез искусных маляров свидетельствовала: будет ли стоить их худая работа той цены, что обещано им в выдачу произвесть, или что они за то оценят, дабы деньги напрасно не истратить и Ее И. В. портреты как надлежит добрым мастерством и сходно сделаны были».
Наблюдение за работами было поручено мастеру Гриммелю. А чтобы изображения императрицы «сходны» были, у графа Н. Ф. Головина напрокат был взят портрет Елизаветы Петровны. 5 ноября в журнал Академии наук занесено:
«Присланный сего ноября 4-го дня Ея И. В. портрет от его высокографского сиятельства господина адмирала, сенатора и кавалера, графа Николая Федоровича Головина, для написания по оному портретов Ея И. В. к триумфальным воротам самым лутчим мастерством, отдать ему, Гриммелю, и притом ему объявить, чтоб он оный Ея И. В. портрет содержал в наиприлежнейшем хранении у себя; а по окончании всей живописной триумфальным воротам работы, оный Ея И. В. портрет принесть ему, Гриммелю, обратно в академию наук, во всякой целости».
«Неискусно невеждами писаны»
Популярность Елизаветы I росла, а вместе с ней рос и неудовлетворенный спрос на ее изображения. И в 1742 году в продаже появились ее портреты, «пребезобразно и прегрубо награвированные». Один из таких шедевров народного творчества купил в картинной лавке в Москве и преподнес императрице Якоб Штелин, приглашенный в Россию в 1735 году Анной Иоанновной для «аллегорических изобретений для фейерверков, иллюминаций и медалей». Некоторое время спустя были обнаружены и столь же уродливые портреты племянника императрицы — великого князя Петра Федоровича, назначенного Елизаветой I наследником престола.
По приказу императрицы начались поиски листов и досок, «которыми те листы печатаются». Наконец генерал-прокурор Сената князь Н. Ю. Трубецкой доложил:
«Показанных листов в Москве в разных местах собрано, а именно: в Спасских воротах Печатного двора у батырщика Феодора Елизарова 22, Архангельского собора у дьячка Андрея 22-ж, за Спасскими вороты Новгородского подворья, у ворот Барашской слободы купца Никифоровской жены Ивановской, у вдовы Прасковьи Васильевой 29, итого 73, в том числе Ея Императорского Величества 50, Его Императорского Высочества 23, да большой Таможни у сторожа Конона Тимофеева досок медных 2, таковых же листов больших и малых 18, которые при том объявлены».
Свои портреты, подобные гравюре сторожа Конона Тимофеева, Елизавета Петровна запретила изготовлять и продавать «под опасением жесточайшего истязания»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Одновременно вспомнили, что проблема эта не нова и двумя десятилетиями ранее, в 1723 году, с ней столкнулся Петр I, который издал указ «О писании портретов Императорской фамилии людям искусным в живописи», в котором говорилось:
«Продаваемые в Москве по разным местам и обретающиеся по домам живописные Его Императорского Величества и Благоверные Государыни Императрицы персоны, которые неискусно невеждами писаны, усмотря прилежно Супер-Интенданту Зарудневу, собрать в Синод, и впредь так неискусно невеждам писать и никому продавать и в домах иметь отнюдь не велеть, и о том учинить жестокое запрещение, а велеть такие персоны искусно писать свидетельствованным в добром мастерстве живописцам, со всякою опасностию и с прилежным тщанием, сего над ними оному Зарудневу и надзирать».
Однако указ этот к 1744 году забылся и не исполнялся. Был сделан запрос в Святейший синод, и выяснилось, что «тогда ему Зарудневу в Синоде указ объявлен, и к тому делу был определен; а потом он Заруднев умре… по смерти того Заруднева к тому смотрению другого никого поныне не определено».
Поэтому 6 апреля 1744 года был обнародован указ императрицы «О запрещении живописцам писать неискусным мастерством портреты Высочайшей фамилии», в котором приказывалось «всякого чина людям таковых неискусным мастерством портретов не печатать и не писать же».
В Москве главному магистрату предписывалось немедленно выбрать совершенно искусного живописного мастера «для смотрения над живописцами», а в Петербурге это поручили художнику И. Я. Вишнякову.
Автору этого портрета — Ивану Вишнякову — дщерь Петрова велела надзирать за качеством всех прочих ее изображений
«По одному рублю за каждый лист»
Эталоном своего изображения Елизавета Петровна объявила портрет, выгравированный И. А. Соколовым — главным мастером «грыдоровального департамента» с 1745 года.
4 января 1746 года канцелярия Академии наук приказала:
«Портретов, в фигурной палате сделанных шварц-кунстом на грыдорованных медных досках, напечатать каждого по сту экземпляров, а именно: Ея И. В., всемилостивейшей Государыни Императрицы Елисаветы Петровны и Его Имп. Высочества Государя Великого Князя Петра Феодоровича — в меру большого александрийского листа; Их Императорской Фамилии в меру александрийского полулиста».
Гравюры отдали для продажи в книжную палату. Кроме того, требовались портреты для раздачи при Императорском дворе.
«Того ради определено: по двадцати по пяти экземпляров каждого портрета, для раздачи при дворе Ея И. В., напечатать самою чистою работою, дабы те листы каким случаем вымараны быть не могли».
К празднованию дня восшествия на престол — 25 ноября — напечатали 408 портретов Елизаветы Петровны. Лучшие экземпляры были оправлены в серебряные рамы и преподнесены братом фаворита царицы графом К. Г. Разумовским: один — императрице и 42 — для украшения царских дворцов и правительственных учреждений.
Один портрет отправили в Правительствующий сенат и один — в Святейший синод, «при доношениях, которыми просить, дабы указами Правительствующего Сената и Святейшего Синода в надлежащие места повелено было, дабы наподобие оного Высочайшего портрета худым мастерством и неистовою работою высоких портретов Ея И. В. нигде не делали».
Чем выше было место учреждения в государственной иерархии, тем больше по количеству и размерам в нем было царских изображений (на фото — зал заседаний совета Государственного банка в Санкт-Петербурге, 1909 год)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Оставшиеся листы было приказано «принять в книжную лавку бухгалтеру Прейсеру и записать в приход по одному рублю за каждый лист, по чему их продавать».
Но в январе 1747 года в Академии наук решили, из 342 листов первые 200 «отобрав в особое место, хранить за печатью в книжной лавке канцелярскою и без ведома оных никому не давать, ибо из оных паче чаяния впредь не спросится ли ко двору Ея И. В. или для покупки знатным персонам».
26 мая 1747 года в обеих столицах опубликовали указ в подтверждение прежних:
«Чтобы мастера худым мастерством портретов Ея И. В. отнюдь нигде не делали и не писали, а делали б и писали наподобие опробованного от Ея И. В. портрета, самым добрым мастерством, под опасением жесточайшего истязания. И для того крепкое смотрение иметь: в Москве — определенному мастеру от главного магистрата, в Санкт-Петербурге — живописному мастеру Вешнякову. Чего ради канцелярии академии наук в главный магистрат и к живописному мастеру Вешнякову отослать по одному экземпляру; и у кого поныне портреты Ея И. В. и Их И. Выс. худым мастерством находятся, оные все отобрать и объявить в Санкт-Петербурге в Сенате и в Москве в Сенатской конторе. И во исполнение оного Ея И. В. указа определено: в главный магистрат и к живописцу Вешнякову, выбрав лучшей печати портреты, отослать в магистрат при промемории, а мастеру Вешнякову отдать с распискою. Чего ради о выдаче оных двух портретов и о записке в расход бухгалтеру Прейсеру дать ордер, а академическим профессорам послать один печатный указ, а в экспедиции и в прочих мастерских, чтоб никто из академических служителей оных высоких портретов неистового мастерства не имел — объявить с прочетом и подписками, и те подписки подвязать под дело».
Портреты императрицы «неистовой работы» Сенат повелел хранить в Сенатском архиве.
«Без указу никуды не давать»
22 июля 1747 года в Санкт-Петербург прибыл из чужих краев грек Николай Папафило. Он привез, как описано в журнале канцелярии Академии наук, «два в Лондоне от славных мастеров на меди грыдорованные портрета: один Е. И. В. блаженныя и вечно достойныя памяти государя императора Петра Великого, а другой Ея И. В., всемилостивейшей Государыни Елисавет Петровны». Папафило предложил Академии наук купить оба портрета. Придворный живописец Валериани высказал мнение, что «портреты весьма высокой работы и восьмисот рублев награждения весьма достойны». В свою очередь, академические мастера заявили, что каждой из досок можно напечатать до тысячи листов высоких портретов. А на заседании в канцелярии Академии наук в присутствии ее президента графа К. Г. Разумовского постановили:
«Две доски, для особливого мастерства и высокой работы и для копирования с сих досок академическими мастерами, у означенного грека Папафило купить и, по договору с ним письменному, заплатить ему, по первом вступлении денег, шестьсот рублев от расходу, с распискою. И о том к расходчику Иванову послать указ, а доски, запечатав, хранить в академическом архиве и без указу никуды не давать; о чем, кому надлежит, приказать, а ему, Папафило, для ведома дать с сего копию».
9 октября 1747 года Папафило получил причитающееся, а в 1749 году Елизавета Петровна обнаружила, что с его досок не сделано ни одного оттиска. И 24 августа вышел указ:
«Велено купленными в 747 году у грека Папафила грыдорованной работы двумя медными досками, из которых на одной вырезан портрет государя императора Петра Великого с Минервою, а на другой портрет же государыни императрицы Елисавет Петровны в овале и на облаках, коими и поныне ни одного портрета не напечатано, для продажи как в Москве, так и в Петербурхе, объявленных высоких портретов каждого напечатать на первый случай по четыреста экземпляров. Из оных прислать в московскую книжную лавку по двести, а другие здесь оставить, и как все продадутся, тогда по усмотрению здешней канцелярии и еще потребное число напечатать».
В том же году была напечатана тысяча портретов великой княгини Екатерины Алексеевны, супруги великого князя Петра Федоровича. Оттиски продавались в книжных лавках в Москве и Петербурге. Правда, в начале 1750 года в портретах были обнаружены некоторые «неисправности в сходстве», и комиссару Зубкову в петербургскую лавку и комиссару Иванову в московскую лавку полетели указы: немедленно отправить все непроданные экземпляры в Академию наук. Было строго приказано «ни одного портрета оным комиссарам у себя не оставлять и в продажу не употреблять».
Строгий контроль за написанием портретов царской фамилии привел к их дефициту. В августе 1750 года обнаружилось, что в продаже нет живописных изображений Елизаветы Петровны.
«Понеже будущего сентября 6 числа сего 1750 году,— занесено в протокол канцелярии Академии наук,— для дня тезоименитства Ея И. В. имеет быть при академии публичная ассамблея, а в конференц-зале, в коей оная ассамблея будет, надлежит быть Ея И. В. Всемилостивейшей Государыни большому портрету, которого в покупке нигде не сыскалось, как только синодального ведомства у живописца Мины Клокольникова, за который он требует ста рублев, да за дело большой ко оному портрету рамы, за столярную и резную работы, осьмнадцати рублев, за золочение его золотом и за работу сорока трех рублев, итого ста шестидесяти одного рубля,— того ради по указу Ея И. В. канцелярия академии наук приказали: оный портрет Ея И. В. с рамами у него, Колокольникова, за показанную цену в академию взять и деньги сто шестьдесят один рубль ему, Колокольникову, выдать».
«Еще настоящих оригиналов не имеется»
После основания Академии художеств в 1757 году все заботы о создании и распространении царских портретов перешли к ней.
При Екатерине II регулярно писались ее портреты и заказывались копии с них. Эталоном своего изображения императрица объявила работу Ф. С. Рокотова 1763 года и приказала копиистам писать ее лицо с рокотовского оригинала.
Огромное количество заказов на портреты членов императорской фамилии для присутственных мест стала получать Академия художеств после восшествия на престол Павла I. О непредсказуемости нрава нового самодержца и накладываемых им сгоряча суровых наказаниях скоро стало известно повсеместно, и чиновники сочли, что такое проявление верноподданнических чувств сможет в случае неожиданного визита императора умилостивить его.
8 сентября 1797 года Павел I поручил живописцам Академии художеств написать для Департамента уделов свой портрет во весь рост и портреты всей императорской фамилии «в уборе и платье». С этих работ делались потом копии для различных учреждений, неплохо кормившие учеников Академии.
Так, в 1799 году вятский гражданский губернатор статский советник С. Б. Тютчев обратился с просьбой «о доставлении к нему по одному исправному живописному Императорской фамилии портрету» и просил предварительно уведомить его, «сколько за сии портреты потребно заплатить денег».
Из Академии художеств ответили:
«При Академии имеются грудные живописные портреты Государя Императора, Государыни Императрицы, Государя Наследника и Великого Князя Александра Павловича, Государя Великого Князя Константина Павловича и Великих Княжен Александры Павловны и Елены Павловны и могут с них списаны быть копии, ценою за каждый портрет по сту пятидесяти рублей, то благоволено б было следующие за их деньги прислать, которые портреты по скопировании доставлены будут, а что касается до прочей Императорской фамилии, то еще настоящих оригиналов не имеется».
В записях в академическом журнале за 12 марта 1799 года сохранились сведения, сколько денег оставалось копиистам из полученных Академией сумм:
«Присланные из Выборгского губернского правления и Выборгской казенной палаты за два портрета Его Императорского Величества деньги четыреста пятьдесят рублей числить в приходе в настольной книге, из коих щитать в пользу учеников Павла Ремезова и Николая Небарова каждому по семидесяти пяти рублей, за поправку тех портретов выдать академику г. Щукину за каждый по пятидесяти рублей, а достальные двести рублей числить в факторской сумме».
Художник, получивший заказ, зарабатывал в два раза больше:
«Представленные при репорте г. економом Евдокимовым присланные из Вятского приказа общественного призрения за написание портрета Государя Императора деньги сто пятьдесят рублей записать в приход в настольной книге; а как оной портрет препоручен написать г. академику Боровиковскому, то когда от него представлен будет в Академию, выдать ему помянутые деньги сто пятьдесят рублей с роспискою, а с того портрета препоруча в портретном классе ученикам написать копию, переслать в тот приказ общественного призрения».
В Тобольске же власти решили довольствоваться гравюрами.
«По сообщению Тобольского губернского правления о доставлении туда гравированных портретов Императорской фамилии шестнадцати экземпляров,— занесено в журнал Академии 22 августа 1799 года,— сообщить, что Императорская Академия Художеств всей Императорской фамилии не имеет, а имеет один портрет Государя Императора, которому цена, если угодно будет прислать, за каждый по пяти рублей, то сколько надобно, Академия доставит; если же нужны живописные портреты Императорской фамилии, то копированные учениками грудные стоить будут каждый по тридцати рублей».
«Счастливым себя почтет»
Но были ситуации, когда надеяться на заказы с мест — недавно завоеванных — не приходилось, и тогда император отсылал свои портреты в подарок. После присоединения Финляндии к России в 1809 году барон Г.-М. Армфельт, советник Александра I по финляндским вопросам, сообщил Академии художеств, что «Государю Императору благоугодно было всемилостивейше пожаловать Гофгерихтам в Або и Вазе и г-ну финляндскому генерал-губернатору высочайший свой портрет с подлинника, находящегося ныне в Эрмитаже». В январе 1812 года академику Р. М. Волкову было поручено снять три копии с высочайшего портрета, им же написанного, дав ему в помощь «троих учеников 4-го возраста из живописных классов».
За портрет Александр I заплатил художнику 7000 рублей, «поелику написанный им портрет сходнее прочих». А получив поручение скопировать его, Р. М. Волков решил, что наделен «всемилостивейшею привилегией производить во все присутственные места с оного подлинника копии», и написал в Академию художеств, что просит передать «г. Министру Народного Просвещения для донесения Его Императорскому Величеству, что он, Волков, счастливым себя почтет, если Его Величеству благоугодно будет пожаловать ему по прилагаемому соображению за каждую из тех копий по 2500 руб.».
11 апреля 1812 года Академия получила ответ министра народного просвещения действительного тайного советника графа А. К. Разумовского:
«Вследствие представленного требования академика Волкова за копии с написанного им портрета Государя Императора, извещая, что на отношение Его Сиятельства о сем к г. обер-гофмаршалу графу Николаю Александровичу Толстому получил в ответ, что привилегии Волкову писать одному портреты никогда дано не было; но что Его Величество изволит отозваться, поелику написанный им портрет сходнее прочих, то присутственные места, коим потребны будут портреты Его Величества, заказывали бы оные у него, договорясь прежде с ним в цене».
Волкову объявили, «чтоб он себе не присваивал привилегии, которой не имеет, а писал бы портреты для присутственных мест… по условленной цене, которой назначение зависеть будет от соглашения с ним заказывающих оные мест и лиц».
Но слухи о «привилегии Волкову» еще долго жили в обеих столицах. В 1817 году, когда в очередной раз возник вопрос о написании императорских портретов для присутственных мест, министр внутренних дел тайный советник О. П. Козодавлев сообщил, что «он совершенно знает, что академику Волкову никогда не дано было исключительного права писать одному для присутственных мест портреты Его Величества». И разрешил ассигновать художнику Л. С. Миропольскому «1000 руб. из кабинета Его Величества за портрет Государя Императора, изготовленный им для Грузино-Имеретинской Синодальной конторы».
«Весьма похожий и превосходно раскрашенный»
Портреты государей украшали стены не только присутственных мест, но и кадетских корпусов и других учебных заведений. Правда, в Демидовском лицее в Ярославле висел портрет Николая I, написанный придворным художником Дж. Доу, а для Козьмодемьянского городского училища в 1857 году портрет Александра II писал учитель 2-й Казанской гимназии Иванов — за 15 руб.
Создание портретов государей всегда было верным хлебом для художников. Так, последней работой В. Г. Перова был портрет Александра III, заказанный ему Владимирским земством в 1881 году. Делая его по фотографии, совестливый художник добился через президента Академии художеств возможности увидеть императора лично — Перову разрешили присутствовать на литургии во дворце в Петергофе, и Александр III удостоил его беседой. После этого художник быстро поправил «неодушевленный» портрет.
А для широкого потребителя выпускались гравюры и литографии. Правда, некоторые из них порой были так далеки от тех, кого изображали, что изготовителям приходилось в рекламных объявлениях уверять, что предлагаемый портрет государя «для комнатного украшения новый, весьма похожий и превосходно раскрашенный».
Требовалось таких портретов очень много, так как с 1877 года, после ревизии Московских судебных учреждений, состоялся указ Сената, которым предписывалось всем мировым судьям иметь «несгораемые сундуки, печати, вывески, портреты Государя Императора и приличную обстановку, подобающую судебному месту».
Суды стали первыми государственными учреждениями, где наличие императорского портрета на стене стало обязательным
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
В 1880-е годы, после убийства Александра II, возник большой спрос на миниатюрные портреты царя-освободителя, с реформами которого было связано так много надежд на улучшение жизни в России. Н. С. Лесков вспоминал:
«После трагической и великоскорбной кончины усопшего Государя, при котором прошли теплые, весенние дни людей нашей поры, многие из нас, по довольно распространенному в человеческом обществе обычаю, желали иметь о дорогом покойнике какие кто мог вещественные "памятники". Для этого разными чтителями покойного государя избирались разнообразные вещи, впрочем преимущественно такие, которые бы можно было иметь всегда при себе.
Одни приобретали миниатюрные портреты покойного Государя и вделывали их в свои бумажники или часовые медальоны; другие вырезывали на заветных вещах день его рождения и день его кончины…»
Но первым из царей, чье лицо знал «весь народ», был Александр III, так как во время его коронования в мае 1883 года на праздничный обед в Москву было приглашено около 600 волостных старшин, а после обеда по повелению его величества губернские предводители раздали им кабинетные поясные портреты государя императора работы придворного фотографа С. Л. Левицкого, которые старшины развезли по городам и весям необъятной России.
Но по-настоящему массовым стало производство портретов Николая II и членов его семьи. А благодаря огромным для того времени тиражам цена на них упала настолько, что изображения высочайшей фамилии были доступны даже самым низам общества.
К концу XIX века портреты императора и членов его семьи продавались в любом исполнении оптом и в розницу
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
А свергнувшие царский строй большевики в части распространения портретов вождей так и не смогли отречься от старого мира. И стены в каждом учреждении, да и во многих домах, как и в дореволюционные времена, украшали портреты вождей. Причем, как повелось с елизаветинских времен, за схожестью и величественностью изображений следили особые чиновники (см. «Фотофакт»). Так что искусство выражения верноподданнических чувств никогда не теряло достигнутых в прошлые века высот.