К восемнадцатому сезону питерский фестиваль Dance Open стал надежным любимцем публики и одним из градообразующих культурных событий. Афиша этого года включает спектакли известных мировых трупп, премьеру Пермского балета, образовательную и детскую программы и праздник виртуозности в виде гала-концерта. Открыл программу «Зимний путь» Кристиана Шпука, поставленный полгода назад в Цюрихском балете. Рассказывает Лейла Гучмазова.
Фото: Gregory Batardon
Кристиану Шпуку в этом году исполнится пятьдесят. В его досье ворох удачных спектаклей, притом в балет он пришел поздно и, слава богу, осознанно, что видно в каждом опусе. Цюрихским балетом он руководит седьмой сезон, преследуя банальную для цивилизованного мира цель — привлечение в театр молодой публики. Так что он не заводит романов с академическим балетом, сосредотачиваясь на танцмысли последних двадцати лет от Форсайта и Килиана до Уэйна Макгрегора и действительно скромного себя. Типичный отличник предпочитает полный метр и не ищет простых историй (среди удач балеты «Лулу» в Цюрихе, «Воццек» в Осло, «Возвращение Улисса» в Королевском балете Фландрии, приобщился даже МАМТ с «Анной Карениной»). Притом уровень артистов его труппы не просто хороший — блистательный, позволяющий сочетать неоклассику с радикальным moving; способность труппы различать стили восхищает. Словом, ясно, что «Зимнему пути» в этот раз повезло. А учитывая, что премьере только полгода, его включение в афишу Dance Open — свидетельство большого профессионализма организаторов.
В логике сказанного саундтреком звучит не просто Шуберт, а «Зимний путь Шуберта» Ханса Цендера, уже использованный однажды Джоном Ноймайером и опрокидывающий романтический бидермейер в нашу реальность. Романтизма в нем совсем на донышке, зато трагизм разросся до тотального и экзистенциального, и люди из Цюриха смогли сложить все это в зрелищный плотный спектакль.
Два десятка артистов в партикулярных костюмах снуют в броуновском движении, сбиваются кучей, ложатся шеренгой на пол. Делятся на пары — не банальными М и Ж, а в логике рисунка танца. Пары выпадают из рядов и убеждают воочию, как легко любые отношения качает из ласки в насилие: мужчины все еще в костюмах, девушки в невесомых корсетах, открытые позы и острые пике арабесков венчают скрюченные, как в артрозе, кисти. Самое нежное прикосновение остается в колком контексте: размазанные по трем стенам артисты танцуют как заведенные — прижать к стене, оторвать, толкнуть оземь, поднять за шею одной рукой,— и умноженный на два десятка пар паттерн действует угнетающе. Угловатость продолжается текучестью, сказка — ночным кошмаром. Тут еще сценография пятидесяти оттенков серого тихо прирастает углами, и артисты один за другим упираются в эти углы носом, а обманчиво лиричные слова «цветы увяли, и трава поблекла» выводят на сцену танцовщиков с живописными вязанками дров за спиной.
Неизбежный в «Зимнем пути» снег, едва просыпавшись с театральных небес, иссякает, и артисты сыплют его вручную, рассекая сцену прыжковыми диагоналями. Снова складываются пары, но в калейдоскопе их движений чувственность уже обречена. И правда, живым барельефом из кулис снова выходят люди с ветками за спиной, и теперь эти ветки при минимуме движений — давящие засохшие корни и оборванные связи. Из-под сцены взмывает группка застывших в немом вопле танцовщиков с чучелами воронов в руках и рассыпается в гипнотическом шаге на пуантах, чтобы возникнуть из-под земли повторно уже на авансцене и никому не дать шанса спастись. Зловещие вороны и девы с залепленными скотчем глазами в какой-то момент уводят спектакль в триллер, но, как всегда в танце, не столько страшный, сколько обыденный.
По первому размышлению кажется, что «Зимний путь» построен по канону классической немецкой философии: идея изложена, дальше ее десять раз разжуют и дополнят. Но нет. Кристиан Шпук встряхивает разом рассудок и эмоции. Будто он начал составлять из льдинок слово «вечность», а сложил из веток слово «страсть». Чучела птиц и прочий Хичкок, словно сепией отдаленные неоклассическим балетным рисунком, адаптировали трагизм Шуберта для XXI века гораздо точнее музыкальных транскрипций. Вот они, конкретные, ныне измеряемые глубины человеческого сознания, в которые так страшно и неотвратимо тянет заглядывать. И кто бы мог подумать, что с такой задачей справится искусство беглости ног.