Почти каждый месяц издательства "Амфора" и "Лимбус пресс" открывают дебютантов, возраст которых неуклонно снижается. В тенденциях истерического литературного цветения, сменившего столь же истерические "поминки по русской литературе", пытается разобраться МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.
Пионером такой литературы выступил быстро коммерциализировавшийся экс-наркоман Баян Ширянов. "Лимбус" выстрелил беллетризованными мемуарами театрального режиссера и экс-стрингера в "горячих точках" Романа Смирнова, безоглядно-лихо, с интуитивной, цыганской музыкальностью раздавшего в "Людях, львах, орлах и куропатках" всем, в том числе таким знаменитым, как Лев Додин, Евгений Шифферс или Виктор Цой, "сестрам по сережке". Затем последовал сексуальный дневник венского профессора и художника Владимира Яременко-Толстого "Мой-мой", где дотошное описание его петербургских каникул органично соединилось с мистической историей любви к финской ведьме, как уверяет автор, абсолютно достоверной. Козырь другого открытого "Лимбусом" "очевидца", Дмитрия Бортникова, автора "Синдрома Фрица" и "Свинобурга", — служба во французском Иностранном легионе. Но погрязший во все более и более мрачных подробностях своих детских переживаний господин Бортников не дошел и, похоже, уже не дойдет до самой легионерской эпопеи.
"Амфора" мобилизовала в ряды "поколения Y", как именуется серия молодой прозы, реэмигрантку из Нью-Йорка художницу Юлию Беломлинскую и одного из пионеров российского интернета глянцевого радикала Сергея Кузнецова. Госпожа Беломлинская выплеснула в многословной "Бедной девушке" все, что думает о сексе и печальной судьбе еврейского народа. А господин Кузнецов взгрустнул в меланхоличном триллере "Семь лепестков" о Москве начала 1990-х, где убивали и раскрывали преступления, творили и бездельничали исключительно под кайфом. Удивительно, что самый травматический опыт последних лет, чеченский, в литературе "очевидцев" практически отсутствует.
Забавным извращением погони за невымышленным опытом стала мода на авторов, никаким опытом вообще не обладающих, в основном юных девиц. Открытая "Лимбусом" 20-летняя Ирина Денежкина из Екатеринбурга уже покоряет Европу. "Амфора" ответила "Великолепной Лу" 18-летней Лулу С., детским лепетом, по сравнению с которым немудреные увлечения госпожи Денежкиной — психологическая проза высшего полета. Главное переживание "детки", как Лулу обращается то ли к читателям, то ли к самой себе, — влюбленность в Элтона Джона. Мечта жизни — потягивать с ним на атласных простынях разноцветные коктейли. "Лимбус" грозится "ответить Чемберлену" прозой еще более юной барышни из Соснового Бора, то ли ведьмы, то ли мазохистки.
В потоке "неподдельной" прозы очевидно влияние Эдуарда Лимонова, ставшего и по литературным, и по внелитературным обстоятельствам гуру молодой литературы. Он первым доказал, что каждый шаг, каждый жест можно и должно превращать в текст, что жизнь просто обязана быть литературой. За то время, что он провел в тюрьме, в моду вошла не только квазидокументальность, но и радикальная критика современного общества. "Рассерженные молодые люди", более или менее близкие к национал-большевизму, дебютируют один за другим. Олег ХХХ опубликовал в "Лимбусе" "Одинокого волка и самку шакала" — утрированно-угрюмые, но нежные при этом истории "проклятых любовников", двух садо-мазохистских пар, преступающих закон и обреченных на гибель. Сейчас он работает над повестью "Детеныш", где сюжетные линии первой книги дополнятся оголтелой мистикой а-ля Стивен Кинг. В компьютерную стрелялку превратили кровожадный бунт клерка и победители "Нацбеста-2003" рижане Алексей Гаррос и Александр Евдокимов в "[голово]ломке". Несмотря на фантастичность текста, на них обиделись узнавшие себя в романе "новые латыши", несмотря на радикализм — нацболы, которых герой отстреливает так же радостно, как буржуев.
Но самые известные из "рассерженных" — публикующиеся в "Амфоре" Сергей Шаргунов ("Малыш наказан") и Владимир Токмаков ("Детдом для престарелых убийц") — фантастикой брезгуют, полагают, что тошнота, которую вызывает у них реальность, самоценна. Характерный зачин рассказа очень талантливого Сергея Шаргунова: "Тошнота началась после первых ста граммов". В поисках позитива он то впадает в почти пародийное проповедничество — "Выплюнь пиво, сломай сигарету!", — то превращает в душераздирающую "поэму" историю своей любви к поэтессе Алине Витухновской.
Художественной прозе удалось не просто выжить: родилось новое поколение, новая волна, по сравнению с которой Виктор Пелевин или Владимир Сорокин — тихие дедушки. Другое дело, что, когда авторы делают культ из непридуманных коллизий и эмоций, у них могут атрофироваться воображение и самоирония. Хотя многие авторы старшего поколения, предпочитающие по старинке обливаться слезами над вымыслом, благополучно существуют годами и без воображения, и без иронии, и без яркого жизненного опыта.