«Арабскую весну 2.0» можно считать состоявшейся. В этом году уже в двух странах Северной Африки произошла смена власти, вызванная народными протестами.
Старший научный сотрудник Всероссийской академии внешней торговли Александр Зотин
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
В Алжире волнения привели к отставке 82-летнего тяжелобольного президента Абдель Азиза Бутефлики. Еще недавно он собирался баллотироваться на пятый президентский срок, но был вынужден уступить возмущенным народным массам. Их можно понять: президент практически не появлялся на публике еще с прошлой предвыборной кампании 2014-го. Уже в ту кампанию среди алжирцев была популярна шутка: «Выбери Бутефлику, живого или мертвого!». Президент практически все время проводил на лечении в Европе. Врачи допускали к нему только членов семьи, и постепенно четыре брата президента стали реальными правителями страны.
Волнения после демонтажа этой причудливой системы не прекратились. Ведь президентский пост на три месяца до новых выборов перешел в руки другого престарелого соратника Бутефлики — 77-летнего главы парламента. Клан Бутефлики активно торгуется с другой важной силой — армией, пытаясь сохранить остатки власти. Но во что это выльется, никто не знает.
В актив Бутефлики можно записать то, что он смог окончить войну с радикальными исламистами, жертвами которой в 1990-х стало по некоторым оценкам до 200 тыс. человек (те события легли в основу французского художественного фильма «О богах и людях»). Риски возобновления конфликта сохраняются, так как многие из исламистских полевых командиров заключали сделки персонально с Бутефликой.
«Арабская весна 2.0» удалась и в другой североафриканской стране — Судане. Там после стартовавших в декабре прошлого года волнений, вызванных повышением цен на хлеб, армия свергла президента Омара аль-Башира, кстати, разыскиваемого Международным уголовным судом по обвинению в геноциде (военные уже заявили, что выдавать экс-президента не намерены).
В случае с Суданом стоит признать, что более значимыми оказались экономические причины протестов. Живущее на севере страны доминирующее арабское мусульманское меньшинство долгое время вело гражданскую войну против африканского христианско-анимистического юга. Противостояние с переменным успехом и миллионными жертвами длилось больше 70 лет (первая война началась еще до предоставления Судану независимости в 1956-м), и в итоге закончилось сецессией Южного Судана в 2011-м и разделением страны на две части.
Распад страны во многом и стал причиной падения аль-Башира. До отделения Южного Судана основным источником дохода была нефть. Проблема была в том, что нефть обнаружилась на юге, правда, вблизи с границей арабоязычных регионов. Почти сразу после обнаружения углеводородов в 1980-е тогдашний президент Судана Джафар Нимейри решил перечертить границы таким образом, чтобы месторождения оказались в составе арабоязычной провинции Кордофан. Это вызвало новый всплеск гражданской войны, и в итоге его затея провалилась. После 2011-го подавляющее большинство нефтяных месторождений оказались на территории Южного Судана.
В итоге в 2011 году Судан неожиданно для себя стал транзитером соседских углеводородов. Вначале Хартум попытался «торговать трубой» — затребовал с Южного Судана почти половину стоимости нефти за ее транзит по своей территории до моря. Южный Судан предложил $1 за баррель и пригрозил построить свой нефтепровод в обход территории Судана через Кению.
После серии скандалов сошлись на компромиссной цене $8–10 за баррель, но для Судана это означало конец «тучных лет». Запасы постепенно были проедены. В итоге при падении нефтяных доходов правительство не смогло удержать курс национальной валюты и, как следствие, разогнался рост цен. Аль-Башир понадеялся на дружественные богатые страны Персидского залива, рассчитывая, что те предоставят значимые кредиты, но последние, видимо, сочли его фигуру политически «токсичной». Волнения разрастались, и армия поддержала протестующих.
В чем причина того, что «арабская весна 2.0» довольно-таки успешна? Почему восставшим удается сместить власть?
Важны по меньшей мере три фактора, которые были столь же значимы и в 2011-м. Первый — демографический. В арабских странах сложился классический Youth Bulge («молодежный бугор»). Всплески войн, революций и террора происходят чаще всего в обществах, где имеется непропорционально большое число людей «бунтарского» возраста — от 15 до 35 лет. При этом идеологические оправдания насилия — религия, национализм — во многом вторичны. С 1900 года по настоящее время население в исламском мире выросло со 140 млн до 1,5 млрд человек. Динамика роста населения в других регионах мира была куда менее впечатляющей.
Основной демографический всплеск пришелся на начало 1980-х. Во время первого нефтяного кризиса богатые страны Персидского залива получили огромные деньги от экспорта нефти. Через благотворительные исламские организации эти средства проникли и в арабские страны, не имеющие природных ресурсов. Нефтедоллары позволили поднять медицинское обеспечение, резко снизилась младенческая смертность. Рождаемость по пять–семь детей на одну женщину была стандартом в регионе всегда, но примерно половина детей умирала, а с 1980-х стали выживать почти все. С 2011-го эти люди среди протестующих. При такой демографии никакой социальный лифт не будет работать. В странах, где денег мало, а безработной молодежи полно, получайте «арабскую весну 1.0», а затем — «арабскую весну 2.0».
Второй фактор успеха волнений чисто технический. Знаменитый американский политолог Томас Шеллинг в своем классическом труде «Стратегия конфликта» обратил внимание на феномен «молчаливой координации». Последняя — это знание о том, как будет действовать другая сторона, если с ней нет никакой связи. Пример — два друга оказались в один день в незнакомом городе, связи нет, но надо встретиться. Что делать? Очевидное решение — встретиться на центральной площади города в 12:00. Если подобные «фокальные точки» в той или иной ситуации присутствуют, «молчаливая координация» работает.
На Западе потенциальные протестующие не имеют общепринятой фокальной точки, кристаллизующей волнения без какой-либо предварительной координации,— обо всем нужно переговариваться и убеждать сторонников, выбирать место и время. Однако в арабских странах всем понятно, во сколько и где начинать волнения — в пятницу после молитвы возле центральной мечети города. При этом необязательно протесты должны быть с религиозным подтекстом, просто место и время встречи очевидны.
Третий фактор. Арабский мир, несмотря на свою раздробленность, достаточно взаимозависим. Волнения в одной стране могут перетечь в другую.
Многие страны научились микроменеджменту своих конфликтов, в том числе с помощью нефтедолларов. Но справиться удается не всегда — 2019-й уже стал «урожайным». Возможно, Суданом и Алжиром дело не ограничится.
