Сон в ногу

На малой сцене «Гоголь-центра» современную версию «Спящей красавицы» представили ее создатели — хореографы-танцовщики Анна Абалихина и Иван Естегнеев. Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Соавторы «Спящей красавицы» — люди известные, можно сказать, именитые. Иван Естегнеев, выпускник петербургского Университета профсоюзов по специальности «хореография»,— один из двух основателей костромской танцевальной компании «Диалог-Данс», дважды получавшей «Золотую маску». С 2007 года он проводит в Костроме международный фестиваль танцевальных дуэтов под названием «Диверсия». В рамках «Диверсии» и была поставлена малоформатная «Спящая красавица» — в союзе с Анной Абалихиной, чья профессиональная репутация еще безупречнее. Начиная с серьезного профессионального образования, завершенного в Роттердамской танцакадемии, заканчивая длинным списком проектов и постановок, одна из которых, «Экспонат.Пробуждение», тоже завоевала «Маску» как лучший современный спектакль.

Сопровождала действие музыка Алексея Наджарова, который оставил от Чайковского несколько вступительных тактов адажио Авроры с четырьмя кавалерами и обрывки темы агонии принцессы. Их включают во время кульминаций, сонное течение основного действия идет под жужжанье пчел и чириканье птичек, моменты эсхатологические сопровождает громовой скрежет и прочие неласковые звуки. Но два столпа современного танца взялись за «Спящую красавицу» с целью деконструировать «не только музыку, но и сам культурный код, заложенный в нас красивыми сказками», столь далекими от действительности. Это оказалось нетрудно, стоило лишь внедрить тему сна — в ее физическом, эмоциональном, интеллектуальном аспекте — во взаимоотношения мужчины и женщины, поместив их в лабораторные условия без быта, социума, биографии, личностных качеств и прочих отвлекающих обстоятельств. Либретто, объясняющее происходящее на сцене, проецируется на задник, предваряя в виде титров каждую сцену «трехактного» часового представления. Написано оно с нарочитой (хочется полагать) топорностью, временами переходящей границы грамотности и способной поставить в тупик грамматикой, например, словосочетания «придается развлечениям». Возможно, это хохма; такие пассажи, как «она совершает акт соблазнения, принимая на себя все прелестные образы», должны настраивать публику на шутливый лад, побуждая принять и топорную пластическую часть спектакля за тонкий юмор.

Особую тонкость, вероятно, представляет контраст между заявленными в либретто эмоциями и каменным выражением лиц, сохраняемым исполнителями при любых обстоятельствах, которые вообще-то предполагают разнообразное проявление чувств. Скажем, в первом «акте» спит Женщина, и Мужчина, которым «овладевает меланхолия», сначала вставляет ей розу меж сомкнутых ног, а затем, понюхав цветок, отрабатывает с бесчувственным расслабленным телом партнерши различные перекаты-переброски под кричащие на заднике титры: «Он не знает, что с ней делать!». Во втором акте спит Мужчина и с бесчувственным телом работает уже Женщина, которая вообще-то знает, что делать, но поделать ничего не может, так как у Мужчины спит не только разум, но и более заметные части тела. Надо признать, что этот дуэт более драматичный: сытое неподатливое тело Ивана Естегнеева Анне Абалихиной переваливать тяжело, несмотря на ее собственную прекрасную форму.

В третьем акте пробуждаются оба, что, согласно логике постановщиков, освобождает партнеров от обязанностей имитировать телесное взаимодействие: заявленную в титрах «полноту счастья» (и его эфемерность) воплощают мыльные пузыри, которые Мужчина-король запускает вокруг Женщины-королевы с игрушечной диадемой на голове. Малоподвижность третьего акта обусловлена и его философичностью: когнитивные неурядицы пары, до того переминающейся на зеленом «травяном» ковре в настоящем времени, тут переведены в космогонический масштаб с алхимическими обертонами, настаивающий на связи времен и уносящий в иные галактики. За далекое прошлое отвечает обвитый воздушным тюлем скелет, названный в либретто Авророй и принесенный на сцену Мужчиной в хозяйственной сумке; не исключено, что это семейный скелет в шкафу — погибшее дитя, чья гибель послужила причиной отчуждения родителей. Однако сближение Мужчины и Женщины возможно лишь в ином мире, поскольку «внезапно фатум настигает их». Вечный сон смерти настигает пару в огромном «мыльном» пузыре, скопированном постановщиками из «Красавицы» хореографа Майо.

Собственно, доморощенная «деконструкция» «Спящей» в конечном счете и выглядит этаким мыльным пузырем, раздутым претензиями авторов. И публика «Гоголь-центра» оценила их усилия с радостным энтузиазмом школяров, услышавших от учителя вместо разбора «Войны и мира» серию анекдотов про поручика Ржевского и Наташу Ростову.