Чеховский фестиваль театр
В рамках подходящего к концу Чеховского фестиваля московский Центр драматургии и режиссуры показал премьеры двух спектаклей по пьесам современных зарубежных драматургов. Их поставили активно работающие в последние сезоны молодые режиссеры Ольга Субботина и Кирилл Серебренников. Обозреватель Ъ РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ порадовался тому, что режиссеры и актеры в этих спектаклях оказались важнее, чем драматурги.
Чеховский фестиваль, как международное предприятие, призванное помимо прочего планомерно "вписывать" наш театр во всемирное театральное пространство, в прошлом году предложил трем молодым московским режиссерам поставить пьесы европейских драматургов, никогда прежде не игравшихся в России (О первом из трех проектов — "Синхроне" режиссера Миндаугаса Карбаускиса в Театре Олега Табакова — см. Ъ от 26 июня.) Таково, казалось бы, веление времени: с некоторых пор пропагандой новой драмы в театральном мире не занимаются либо лентяи, либо убежденные ретрограды. Впрочем, в рамках этой европейской моды особенно ценится, когда пьеса ставится на родном языке. Во-первых, тогда проект оказывается более представительным, отвечая как бы за весь новый театр страны, а во-вторых, в этом случае драматург получает более активный доступ к репетиционному процессу и вес автора увеличивается.
Дело в том, что означенная мода помогла современным драматургам расправить плечи и гордо поднять головы. Самые смелые из них уже во всеуслышание говорят, что они на театре теперь главные, что от режиссеров-интерпретаторов по большому счету один вред и что пьесы надо ставить "как написано" (в театре сама возможность этого весьма сомнительна, да не о том речь). На первый взгляд, Чеховский фестиваль и Центр драматургии и режиссуры, выступившие копродюсерами новых спектаклей по доселе неизвестным пьесам, поплескались в модной волне. На самом деле — сыграли на стороне режиссерского театра и забили драматургам два гола. Но так, что драматурги от этого только выиграли — вот оно, кстати, судьбоносное отличие искусства от спорта.
После премьеры пьесы швейцарца Андреаса Заутера и австрийца Бернхарда Штудлара "А. это другая" в постановке Ольги Субботиной зрители благодарно вздыхали: как хорошо, что пьеса не о бомжах, не о геях и не о террористах, а о чистой, хотя и трагической любви современных молодых людей. Впрочем, начинается с похорон: героиня, названная лишь первой буквой своего имени, совершила самосожжение. Всю пьесу ее муж, подруга, отец и друг мужа, переживая потерю, пытаются восстановить истории своих взаимоотношений с А. Пьеса похожа на детектив наоборот: истинная причина смерти девушки не выясняется, а затуманивается. Если коротко: героиня стремится к абсолюту чувств и потому не может пережить конец семейной любви, постепенно растворившейся в буднях.
Ольга Субботина сама придумала концепцию пространства для спектакля. Зрители сидят по обе стороны от овальной хай-тековской конструкции с прозрачными стеклами и жалюзи, похожей на большой аквариум и венчающейся сверху клеткой, где на протяжении всего спектакля тихо посвистывают канарейки. Субботина поставила простой и изящный спектакль о том, как постепенно смиряются с потерей близкого человека. Но сама в эту потерю режиссер, кажется, не до конца верит. Суховатую, хотя и хорошо написанную пьесу, образцово предназначенную для радиопостановки "как написано", режиссер превратила почти в мистическую историю, в финале которой героиня Ирины Гриневой словно оживает, реинкарнируясь в восточную женщину — не зря же А. все время вспоминает гонконгское кино о любви. Кроме госпожи Гриневой в спектакле играют Мария Голубкина, Артем Смола, Анатолий Белый и Александр Леньков, и той слаженности и точности, с которой они "протягивают" сквозь пьесу нужное режиссеру настроение, можно только поаплодировать.
Кирилл Серебренников выбрал для постановки пьесу со стажем. Пик популярности известного шведского драматурга Стига Ларссена и его пьесы "И. О." у него на родине уже позади, а крепко сочиненная в традиционном духе драма несет на себе печать социальной драматургии 70-х годов. И. о. директора некоего предприятия обходит дома своих работников и попадает к молодой бездетной паре. Начальник, правда, оказывается странным искусителем, буквально на глазах у молодого человека соблазняющим его подругу, но тем самым открывающим ей, а значит, всей семье радости секса.
Режиссер, видимо, повертел пьесу и так и эдак и решил сделать из нее гиньоль. Так, во всяком случае, написано в программке. Когда по ходу действия пьесы и. о. ненадолго теряет сознание, у Кирилла Серебренникова разыгрывают очень смешную "кровавую" сцену с разрезанием гостя на части и засовыванием обрубков тела в холодильник. Более точно, впрочем, определяет жанр не этот эпизод и не текст программки, а ее оформление с рисунками-комиксами. Пьеса Ларссена, помещенная в набитый художником Николаем Симоновым товарами из IKEA интерьер и идущая под музыку ансамбля ABBA, стала у Серебренникова религиозно-комическим комиксом. Мотив этот проброшен в пьесе, но режиссер прямо превращает и. о. (Алексей Гуськов) в странного богодьявола, этакого черта и святого духа одновременно. Из шведской пьесы получается задорная современная комедия одновременно о благовещении, грехопадении, изгнании из рая и обретении его, сыгранная весело и остроумно. Блестяще работают в "И. О." молодые актеры — уже не раз заявившая о себе Агриппина Стеклова и Максим Аверин, несколько сезонов интересно работающий в "Сатириконе", но здесь просто заново открытый режиссером. После двух этих премьер так и хочется воскликнуть: "Драматург, знай свое место!", тут же оговорившись — когда на своих местах находятся по-настоящему талантливые актеры и постановщики-интерпретаторы.