Фото: Antonin Bonnet
Фото: Antonin Bonnet
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
Фото: ADAGP, Paris, 2019-Chagall
В Музее Bernardaud в Лиможе — тарелки, чашки и блюда, скульптуры и панно, сделанные знаменитыми художниками. И совершенно не обязательно художниками-керамистами.
Не только гений дизайнерского мейнстрима американский француз Раймонд Лоуи, автор бутылки кока-колы, пачки «Лаки Страйк» и интерьера «Конкорда», но и исследователи фавел бразильцы братья Кампана, Фернандо и Умберто. Не только сверхуспешный скульптор всеобщих грез Джефф Кунс, но и концептуалистка Софи Каль, которую лучше не смотреть, а читать. Не только великий режиссер и безумный манипулятор Дэвид Линч, но и создатель жертвенных перформансов Марина Абрамович.
И все это потому, что семья Бернардо, которая владеет 150-летним предприятием в Лиможе с позапрошлого века, тоже художники. Недаром на бывшей мануфактуре в старом городе теперь не только музей, но и выставочный зал, где кураторы собирают современное искусство из керамики и на тему керамики.
Мы на новой мануфактуре Bernardaud в Орадур-сюр-Глан. На улице снег, в цехах по производству фарфора — тропики. Мы смотрим, как из белой массы рождаются формы; проходя два обжига, обретают прочность, глазурный блеск; затем оказываются в руках художников.
Фотографировать, увы, нельзя, хотя непонятно, что за секреты здесь берегут. Рецепт фарфора известен: 25% каолина, 45% кварца и 30% полевого шпата. Когда-то он был тайной побольше атомной бомбы, сейчас его носители не рискуют головой, как в Китае династии Юань. Но почему-то и сейчас хороший фарфор получается не у всех.
Три вида сырья. Паста, порошок, эмульсия. Из пасты формуют тарелки и блюда, из-под пресса они еще мягкие и, как во сне, ломаются в руках. К тому же они гораздо больше тех, что выйдут в итоге из печи. Они уменьшатся на 14%. Понятно, как быть с простыми формами, это арифметика, геометрия, но вот по каким формулам рассчитываются изменения при обжиге фарфоровых скульптур, я не очень понимаю. А между тем на столах то и дело замечаю детали кунсовских Balloon Dogs и Balloon Rabbits. В Орадур-сюр-Глан знают, как над ними работать — не зря же из фарфора сделана вся знаменитая серия Banality.
После формовки фарфор сушат в течение суток, отдельно делают детали: крышки, носики, ручки. После сушки начинается главное — обжиг. Его проводят в два этапа. Из огня в 980 градусов фарфор выходит через сутки еще пористым. Теперь ему предстоит глазуровка. Одним движением мастер окунает посуду в белую ванну, покрывая ее эмульсией, которая превратится в глазурь. Там, где он держит будущий фарфор, останется след, вроде ахиллесовой пятки. Нас учат на ощупь определять, где фарфор покрыт глазурью, где — просто отшлифован.
Мануфактура Bernardaud
Фото: Antonin Bonnet
Второй обжиг называется «великим огнем», Grand Feu, и это 1400 градусов. Сейчас печи газовые, а когда-то в них горел древесный уголь, и зола в любой момент могла испортить целую партию посуды.
Белая посуда, которую у нас называют «белье», отправляется на роспись. Самый сложный и трудоемкий вариант — это узор от руки, кистью по образцу. На деревянной доске мастер приносит несколько тарелок и на моих глазах начинает их расписывать маленькой кистью. Рука должна быть набита, кисть — располагаться с нужным наклоном, линия — идти верно, и я удивляюсь, что заготовки мастер приносит сам. Когда-то нам, чертежникам, перед экзаменом запрещали поднимать тяжести, чтобы рука была твердой. Я спрашиваю мастера, не сделано ли это специально, чтобы он отдохнул от рисунка и размял спину. Нет, просто так делалось всегда. Последние лет сто.
Роспись не только для красоты. Когда-то одной из целей украшения тарелки или блюда было исправление изъянов обжига. Но и сейчас «белье» проходит строгий визуальный и звуковой контроль. Сначала фарфор отсматривают, чтобы выявить мельчайшие дефекты поверхности — неровности или поры. Затем девушка с хорошим слухом палочкой постукивает по посуде, проверяя, нет ли скрытых трещин или пустот. Это напоминает рекламу 1970-х годов с песенкой «Ber-nar-daud! Рorcelain de Limoges» дзынь-ля-ля, которую телезрители знали наизусть и которой еще до сих пор дразнят видных работников лиможской мануфактуры.
Теперь же ручная роспись просто одна из опций, как, впрочем, и золочение. Золото тоже наносят у нас на глазах. Из второго обжига оно выйдет матовым, его предстоит отшлифовать — бархоткой снаружи, мягким шнурком внутри. Другой вариант — нанесение рисунка с помощью переводных картинок. Деколь приходит из печатного цеха, расположенного здесь же, на фабрике Bernardaud. Тончайшая пленка с рисунком накладывается на белую поверхность, разглаживается и потом отправляется в печь.
Подготовка рисунка — дело дизайнерской команды Bernardaud, которая работает с художниками. С ныне живущими баламутами или с музейными классиками.
Темы для нового чайного сервиза взяли у Марка Шагала. Искали русские мотивы — и выбрали художника, работы которого связаны с Россией. Он бесконечно вспоминал и писал ее в Америке и во Франции. Другое дело, что Витебск художника Шагала так же реален, как Макондо писателя Маркеса. Здесь катаются на петухах, люди летают над домами, улицы кренятся, как после праздничной пьянки, и везде растут цветы.
Сюжеты согласовал Фонд Шагала, который заботится о его наследии и еще больше о его наследниках. Ну а положить эти темы на фарфор и подать их на блюдечке было делом дизайнеров Bernardaud. Скоро вы увидите сервиз в магазинах Mercury: тарелки, подносы, этажерка, сахарница, молочник, чайник и чайная пара. На них — мотивы семи работ, двух гуашей и пяти монотипий. Женские портреты, обнаженная и цветы.
Использовать их для чайного сервиза, а не для парадных блюд или панно на стену кажется мне идеей невероятно трогательной. Чай — русская идея вечерней встречи, неторопливой беседы на веранде в сумерках. Он медитативен, сладок и продолжителен в отличие от дневного делового кофе. Это дачный ритуал, и как тут не вспомнить шагаловские «дачи» с окнами в сад и дорожками мимо клумб. Конечно, правильно, что Шагал.
Чай, не Джефф Кунс.
В середине марта внучки Марка Шагала, Мерет и Белла Мейер, прилетели в Москву, чтобы лично представить коллекцию Bernardaud «Букет цветов Марка Шагала» в ГМИИ им. А. С. Пушкина
В середине марта внучки Марка Шагала, Мерет и Белла Мейер, прилетели в Москву, чтобы лично представить коллекцию Bernardaud «Букет цветов Марка Шагала» в ГМИИ им. А. С. Пушкина. Право воспроизводить работы художника у Bernardaud эксклюзивное. И делают они это не первый раз. В 1952 году Шагал лично расписал сервиз Bernardaud к свадьбе своей дочери Иды. В 2004 году по просьбе Фонда Шагала компания повторила все 69 предметов для семейного торжеств.
Внучки Марка Шагала: Мерет Мэйер (слева) и Белла Мэйер (справа)
Фото: AFP