Конкурсные показы ХХV Московского международного кинофестиваля пользуются большой популярностью у зрителей, проявляющих удивительную всеядность и смиренно досиживающих до конца каждого фильма. Днюет и ночует в кинотеатре "Пушкинский" ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
С аншлагом прошел показ второго российского конкурсного фильма — "Петербурга" Ирины Евтеевой. Картина носит подзаголовок "Путешествие героя в водовороте видений, навеянных туманными тенями города", и изобретенное Евтеевой ноу-хау, помещающее живых людей в анимационное пространство, как нельзя больше подходит для изображения видений и туманных теней. На этот раз они позаимствованы из черно-белых фильмов, где Петербург — один из стилеобразующих факторов. Вот Петр I (Николай Симонов) велит "Танцевать всем!", вот Арбенин (Николай Мордвинов) сообщает князю Звездичу, что "маски глупой нет", вот Башмачкин (Ролан Быков) лишается любимой шинели. Хочется продолжения этой раскрашенной питерской истории кино с участием более поздних и современных фильмов, однако она быстро обрывается, и повествование переключается на маловразумительный рассказ о компьютерной программе, которую изобрел живущий в наши дни герой и впихнул в нее все касающееся Питера, то есть вышеозначенные кинопроизведения и стихи Андрея Белого. "Папа, зачем ты забрался в старые фильмы?" — спрашивает героя картавый мальчик. Мама мальчика ничего не спрашивает, а уходит вместе с ребенком к другу семьи Потопцеву, который начинает взламывать компьютерную программу героя, чтобы восстановить нарушенный в Петербурге порядок и ликвидировать одного из двух Медных всадников. Кончается 52-минутный "Петербург" повторением уже использованных в начале фрагментов из "Стачки", "СВД", "Маскарада" и "Шинели" и оставляет зрителя в уверенности, что водоворот видений мог бы все-таки иметь побольше художественного смысла и скрепляться чем-то более основательным, чем закадровое чтение романа Андрея Белого.
Русские литературные ассоциации, хотя и поверхностные, вызывает еще один конкурсный фильм — "Будущее прошлое" (Passato Prossimo), полнометражный дебют симпатичной итальянской девушки Марии Соле Тоньяцци, к которой после просмотра подошел один зритель и сказал комплимент: "Очень похоже на Чехова". Если считать, что Чехов — это когда в старой усадьбе, которая уже продана, собираются несколько человек и разговаривают разговоры, тогда действительно похоже. Правда, у молодых итальянцев темы для обсуждения более конкретные (в основном секс, любовь и карьера) и нет ощущения законченности жизни, а есть предвкушение ее вечного продолжения. Режиссер хоть и пытается подпустить сентиментальности, однако благодаря неглупому и местами остроумному сценарию вакханалия воспоминаний в "Будущем прошлом" не напрягает излишне ностальгической атмосферой.
Не столько рассказать историю, сколько создать атмосферу пытается и австрийский фильм "Yu" режиссера Франца Новотны, ориентирующегося на творчество Эмира Кустурицы, на чьей родине происходит действие. Через зону сербско-хорватского конфликта едут на "Порше" из Австрии в Триест три мужика, нашедшие в Югославии идеальное место для экстремального туризма: дешевые девки, агрессивные солдаты, наркотики, оружие, бомбежки и ежесекундный риск для жизни. С тремя австрияками из Вены приехала югославка. В Австрии она пыталась сделать актерскую карьеру, а вернувшись на родину, активно осваивает ремесло проститутки. Один из самых запоминающихся кадров — когда она танцует голая на пушечном лафете, используя ствол вместо шеста. Пришпорив фантазию, авторам удалось родить и такой символический образ: "Порше", установленный наверху какой-то недоразрушенной колонны, падает на сербского фашиста. Однако славянской отвязанности, присущей кустурицевским фильмам, в австрийском фильме не хватает, и гулянка посреди трагедии выходит немного натужной.
Зато своеобразную азиатскую отвязанность демонстрирует самый веселый пока фильм конкурса "Сова" (Fukuro) завсегдатая ММКФ 91-летнего японца Кането Синдо. Представляя фильм на сцене "Пушкинского", режиссер без проволочек рассказал весь сюжет, "увиденный глазами совы", и предложил зрителям разгадать таящуюся в нем загадку. Впрочем, картина нормально смотрится и без всякой загадки. 37-летняя мать и 17-летняя дочь остались единственными жителями глухой деревни, опрометчиво построенной на бесплодной земле. Они готовятся к голодной смерти, но тут рядом начинается строительство дамбы, откуда в дом к женщинам по очереди являются мужчины: электрик, водопроводчик, чиновник из префектуры, полицейский, работник собеса. Всех их кормят, поят и укладывают "передохнуть" в обмен на посильную финансовую помощь, после чего подносят чарку прозрачного напитка из большой бутылки. Отхлебнув, человек пускает изо рта пену, издает звуки каких-нибудь животных или птиц и валится замертво. Накопив на авиабилеты, героини покидают дом, а год спустя полиция обнаруживает в деревне останки девяти тел, однако не догадывается допросить единственную свидетельницу — большую белую сову, которая, видимо, одна в состоянии объяснить, почему героини совмещали проституцию и убийства, а не выбрали какой-нибудь один, сравнительно честный способ отъема денег.