"Наши органы безопасности были не такими могучими"

ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
       50 лет назад, 16-17 июня 1953 года, в ГДР произошли массовые выступления, которые затем называли кто фашистским путчем, кто народным восстанием. В те дни происходило немало странного. Главком советских войск исчез, танки бесцельно ездили по Восточному Берлину, а сами выступления оказались полной неожиданностью для спецслужб СССР. Разобраться в этих загадках обозревателю "Власти" Евгению Жирнову помогли участники тех событий.

"Восточные немцы не могли терпеть это дело"
       "Я в Берлине тогда занимался шпионажем,— ударение в этом слове ветеран советской разведки Александр Святогоров сделал на последний слог.— Рассылал агентуру в разные страны. Внутренние дела ГДР меня не касались. Для этого у нас в Карлсхорсте были другие товарищи. Некоторые, например, были советниками в органах безопасности ГДР. Но что происходило, я видел. У ГДР с Западной Германией была просто удивительно огромная разница в жизненном уровне. Настолько невероятная, что восточные немцы не могли терпеть это дело. Мне самому, хоть я и был на стороне угнетателей, было понятно возмущение немцев".
       До такой жизни восточных немцев довел новый курс руководства ГДР, утвержденный правящей Социалистической единой партией Германии (СЕПГ) в 1952 году. Известный советский дипломат Борис Бацанов рассказывал мне:
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
В июле 1952 года историческая II конференция СЕПГ единогласно вступила на путь избавления немецких рабочих и крестьян от еды и товаров народного потребления
"Я в 1953 году работал в общегерманском отделе аппарата СКК — Советской контрольной комиссии в Германии. Мы находились в непосредственном подчинении политсоветника Владимира Семеновича Семенова. Занимались западногерманской проблематикой. Но знали, что сигналы о недовольстве населения курсом СЕПГ были. Дело в том, что в июле 1952 года проходила II конференция СЕПГ. Там было принято решение об ускоренном строительстве социализма в ГДР. По нашему образцу: упор на развитие тяжелой промышленности, сокращение инвестиций в легкую промышленность, которая в ГДР была очень изношенной, и ряд других таких мер. В деревне с весны 1953 года стали переходить к коллективизации более жесткими методами. Недовольство нарастало, и восточногерманские руководители где-то в марте 1953 года начали разрабатывать меры по снижению социально-политической напряженности".
       Однако происходило снижение напряженности довольно странно. Уже в мае расценки на труд рабочих были снижены на 10%. И одновременно увеличены цены на мясо. Количество недовольных росло как на дрожжах. Возможно, ситуацию еще можно было как-то исправить, если бы не противоречия, которые раздирали и руководителей ГДР, и их советских наставников.
       "Мы чувствовали, что большого согласия между председателем совета министров ГДР Отто Гротеволем и главой СЕПГ Вальтером Ульбрихтом не было. Но внешне они этого не показывали",— рассказывал мне заместитель политсоветника СКК Николай Луньков. "Там были разногласия и между другими членами политбюро,— вспоминал Борис Бацанов.— Прежде всего потому, что Ульбрихт слишком уж слепо пытался копировать наш опыт".
       
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Через три месяца после кончины основоположника ГДР товарища Сталина (на фото — товарищи Ульбрихт и Гротеволь) первое немецкое социалистическое государство было уже готово последовать за ним
"Василий Иванович, они же немцы!"
       Однако трения внутри гэдээровского руководства имели второстепенное значение. Главной проблемой для первого немецкого социалистического государства был застарелый конфликт между политическим и военным руководством СКК.
       "У политсоветника Семенова были неважные отношения с главкомом наших войск в Германии Василием Ивановичем Чуйковым,— рассказывал Бацанов.— Ему не нравилось, что Чуйков вмешивался в политическую работу. Пытался командовать руководством ГДР. Он ведь такой жесткий, волевой мужик. И формально, как председатель СКК, он имел возможность и министров накачивать, и управлять верхушкой политбюро СЕПГ. Другое дело, что без консультаций с политсоветником он этого не должен был делать".
       О нелегком характере главкома вспоминали и другие ветераны.
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
"Как раз в это время создавали армию ГДР,— рассказывал мне адъютант Чуйкова Василий Брюхов.— Поездили мы тогда много. С главкомом ездили министры финансов, обороны и сельского хозяйства ГДР. Держался он с ними как хозяин. Рекогносцировочная группа выезжала впереди. А мы следом, поездом, в трех вагонах. Нужно было найти места для размещения новых частей, полигонов и всего необходимого. Осматриваем место для полигона. А там в одном месте — крестьянский домик, в другом — два. Чуйков посмотрел карту и говорит министру обороны: 'Надо переселять!' Тот соглашается: 'Йа, йа'. Чуйков спрашивает министра сельского хозяйства: 'Место им новое найдете?' Тот тоже: 'Йа, йа'. К министру финансов поворачивается: 'Деньги найдете на переселение?' И этот якает. Чуйков говорит: 'Решение принято, поехали дальше'. Вот так, не советуясь ни с кем, он все вопросы решал".
       Еще более яркие воспоминания остались у Николая Лунькова:
       "Чуйков как-то вместе с нами приехал ночью инспектировать подразделение армии ГДР. Она тогда еще называлась военизированной полицией. Когда он увидел, что солдаты спят в длинных ночных рубашках, расшумелся страшно: 'Почему они спят в женских платьях?!' Нас с ним было человек шесть. И Семенов говорит ему: 'Василий Иванович, это же традиция немецкая. Они же немцы'. А Чуйков свое: 'Нет, я здесь наведу порядок!'"
       Не в последнюю очередь за привычку рубить сплеча советские товарищи за глаза звали Чуйкова Чапаем. Чем немало озадачили немецких товарищей.
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
"От кого-то из наших,— рассказывал Луньков,— они узнали, как мы Чуйкова называем. И после этого Гротеволь тактично, как всегда, спрашивает: 'Геноссе Луньков, почему вы зовете его Чапаевым?' 'Да у него имя-отчество такое же',— говорю. Гротеволь удивился: 'Вот как! А мы все гадали, в чем дело!' Немецкие руководители Чуйкова и любили, и боялись".
       Вскоре после смерти Сталина в марте 1953 года победа в долгой борьбе за первенство между главкомом и политсоветником осталась за генералом Чуйковым. Семенова отозвали в Москву. Но он сумел скоро обратить опалу в новое возвышение.
       "Семенов отсутствовал месяца два с половиной — заведовал отделом в МИДе,— вспоминал Борис Бацанов.— А в конце мая вернулся уже в качестве верховного комиссара СССР в Германии. Тогда же приняли решение об упразднении СКК. Чуйков перестал быть главноначальствующим, и за ним остались только военные дела".
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Руководство братской СЕПГ горячо одобрило предложение о возведении в немецкой столице аллеи Сталина (на фото над макетом — товарищи Микоян и Ульбрихт), застроенной сталинскими домами (на фото слева). Строители--передовики производства (на фото справа — у доски бригадных показателей) единодушно откликнулись на решение партии лозунгом "Убьем Ульбрихта!"
Однако этим дело не ограничилось. Новым главкомом войск в Германии назначили генерала Гречко, а Чуйкова отправили вместо него командовать Киевским военным округом. Николай Луньков полагает, что к этой ротации приложил руку еще один недруг Чуйкова — маршал Жуков:
       "Много позже Василий Иванович дал мне рукопись своих воспоминаний. Там он писал о том, как жаловался Сталину на Жукова. Обвинял Жукова в том, что он погубил напрасно много людей при взятии Берлина. Чуйков считал, что чуть ли не 200 тысяч человек. И Сталин их однажды вызвал обоих. Как рассказывал мне Чуйков, Сталин не поддержал ни одного из них. Сказал: 'Разберитесь сами'. Но Чуйков продолжал при каждом удобном случае критиковать Жукова. Я думаю, что это сыграло какую-то роль в освобождении Чуйкова от должности главкома в Германии. Чувствовалось, что Чуйков был недоволен этим решением. Мы хотели организовать ему достойные проводы, но он пригласил только узкий круг. Собрались в его кабинете. На столе стояло бутылок 25-30 шампанского, какая-то закуска. Чуйков командует одному генералу: 'Организуй так, чтобы все эти бутылки были одновременно открыты, а пробки ударились о потолок!' Организовали. Чокнулся он со всеми, выпили. Он поднял руку и говорит: 'Братцы, держитесь!' И ушел".
       Гречко прибыл в Германию в начале июня. Но даже после смены главкома отношения военных и политиков не стали проще. Работавший тогда в ГДР офицер военной разведки Аркадий Жук рассказывал мне: "Я слышал от старших моих товарищей, что Семенов военных недолюбливал. Не потому, что военные плохие или глупые, а потому, что он считал себя умнее, выше и главнее. Причем эти отзывы я слышал неоднократно и от людей знающих".
       
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
 Генерала армии Чуйкова, главноначальствующего в Восточной Германии, сослуживцы и подчиненные ласково называли Чапаем
"Немцы ходили демонстрациями и кричали нехорошие лозунги"
       Из-за этих аппаратных игр сложилась парадоксальная ситуация. Возвратившемуся Семенову требовалась не одна неделя, чтобы вникнуть в ситуацию и перевести все рычаги контроля над ГДР на себя. А Гречко для обустройства в новой должности требовалось еще большее время. Всю опасность ситуации со снижением тарифов и подъемом цен на мясо они оба не могли уловить и осознать.
       Тем более что глаза и уши властей — представительство советской госбезопасности — было фактически в неработоспособном состоянии. Берия решил навести порядок во вновь вверенных ему после смерти Сталина спецслужбах. Специальная комиссия трудилась над сокращением численности аппарата ГБ в ГДР. А всех резидентов вызвали в Москву на совещание.
       "Берия начал всех нас шерстить,— вспоминал Александр Святогоров.— Выяснял, кто какой язык знает. У него была такая мания тогда: люди должны работать в стране и знать ее язык. И когда он узнал, что я знаю чешский язык, он приказал мне переехать из Берлина в Прагу. Конечно, о недовольстве населения в ГДР наши товарищи знали. Но во что это выльется, предусмотреть, наверное, не могли. Наши органы безопасности были не такими могучими, как им хотелось бы".
       Больнее всего снижение тарифов ударило по рабочим-строителям, возводившим по образу и подобию советских проспектов берлинскую Сталин-аллее. И 15 июня 1953 года именно они первыми вышли на улицы Берлина. Сначала это были лишь небольшие группки недовольных.
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Товарищ Семенов (справа) недолюбливал военных не потому, что они плохие или глупые, а потому, что штатские лучше и умнее
"Я поехал в Берлин,— вспоминал военный разведчик Жук,— и сразу по возвращении доложил начальству, что что-то не то. Раньше не было никаких групп и возбуждения, на которые я мог бы обратить внимание. А на следующий день начали бузить уже большими группами".
       "Немцы ходили демонстрациями и кричали, знаете, такие нехорошие лозунги: 'Долой Ульбрихта!', 'Убьем Ульбрихта!',— рассказывал Николай Луньков.— Ко мне пришел полковник Ющенко, он от военной разведки был главным. Сказал, что немцы бьют окна в правительственном здании ГДР на Лейпцигер-штрассе".
       Однако, как ни странно, советские военные ничего не предпринимали. Толпы уже начали брать мосты, почту и телеграф, когда в восточногерманские города вошли танки и солдаты. Однако даже после этого советское командование оставалось на удивление пассивным. Причина, как рассказал адъютант главкома Василий Брюхов, была довольно проста:
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Из-за утомительной поездки в войска генерал Гречко (на фото) едва не проспал перерастание народного восстания в Берлине в фашистский путч
"Шестнадцатого начались выступления в крупных городах. А Гречко за день до этого уехал на север ГДР инспектировать 94-ю дивизию. С ним был порученец, а я оставался в штабе группы в Вюнсдорфе. Пытаемся с ним связаться — и не можем. Во-первых, средства связи были плохонькими. В его колонне шла хвостовая машина с рацией. Но на таком расстоянии мощности этой рации не хватало. А во-вторых, Гречко был немного барин. Он не любил рано вставать. Тревожить его не полагалось. Так что связи с ним не было. До обеда Гречко не могли найти. Вместо него остался зам — генерал-полковник Федюнинский. В группе войск было пять армий. Командармы все звонят. Телефон надрывается. Сообщают, что громят тюрьмы и выпускают политзаключенных. Правительственное здание громят, а все руководство ГДР сбежало в наше посольство. Все спрашивают: 'Что делать?' Войска вывели на улицы, а что дальше — непонятно. Командармы просят разрешения открыть огонь. А Федюнинский дать команду не может. Главкома нет, и без него, через его голову в Москву тоже звонить нельзя. И Федюнинский кричит в трубку: 'Действуйте решительно!' Командующие снова просят разрешения открыть огонь, а Федюнинский свое: 'Действуйте решительно!'
       Командующие армиями тоже приказ на открытие огня не давали. А войска тем временем стали открывать огонь сами. В Магдебурге 26-й танковый полк вышел к тюрьме, которую громили. Танками на толпу напирают, а они — хоть бы хны. Замкомандира полка в мегафон крикнул: 'Прекратите, или я открываю огонь!' И из одного танка рубанули из пулемета. В магазине 63 патрона. Около 40 человек полегло. И немцы разбежались. В других местах войска тоже открыли огонь сами. Когда в обед Гречко появился, давать команду на открытие огня уже не требовалось".
       В других местах обошлись без кровопролития. Разведчик Аркадий Жук в Берлине был направлен с танковым батальоном к Бранденбургским воротам:
       "Наши солдаты не были подготовлены к таким действиям. Это я своими глазами видел: шеренга солдат, приказ разгонять немцев. А немцев — толпа. Наш солдат подходит, прикладом толкает и говорит: 'Расходитесь, расходитесь!' Немцы не реагируют. Отходят, переходят на другое место. Тогда командир роты взял автомат и лупанул немца по голове прикладом. Немцы есть немцы. Все поняли и начали расходиться".
       
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
 Погожим июньским днем 1953 года вместо привычного лимузина к подъезду Дома правительства на Лейпцигер-штрассе подали батальон танков Т-34
"За открытие огня никого не наказали. Но и не наградили"
       Однако руководители ГДР еще долго не могли прийти в себя. Слишком силен был пережитый шок. Николай Луньков в пик выступлений в Берлине участвовал в вывозе Ульбрихта, Гротеволя и других руководителей СЕПГ в безопасное место — Карлсхорст:
       "Когда мы привезли Ульбрихта, у него чувствовалось волнение: не пролезут ли сюда. Здание СКК — известное инженерное училище в Карлсхорсте — было у самого забора. И хотя охрана была приличная, а солдаты начали рыть по периметру траншеи, он все равно опасался. На второй или третий день, когда все утихло, Гречко сказал Семенову или мне, что если товарищи Ульбрихт и Гротеволь хотят вернуться к себе, то можно ехать спокойно. Так Ульбрихт переспросил Семенова: 'А там правда спокойно на улицах?'"
       Пришло время "разбора полетов". Николай Луньков вспоминал:
       "Прошло несколько дней после этих событий. Вдруг Булганин вызывает в Москву Гречко, Семенова и меня. Мы прилетели. Семенов горячился и спешил. И, видимо, поэтому Булганин в основном расспрашивал Гречко. Потом говорит, не обращаясь ни к кому персонально: 'Вы, товарищи, тоже немножко просмотрели. Как же вы так довели положение? Конечно, отвечают за все немецкие товарищи. А вы что смотрели?' Но не ругался, спокойно говорил. Потом Булганин один на один говорил с Гречко. Но о чем, не знаю. Гречко нам ничего не сказал. Потом в Берлин прилетали маршалы Конев и Соколовский. Разбираться, что происходило в войсках".
       Как вспоминал адъютант Гречко Василий Брюхов, армейская комиссия пришла к выводу, что были предприняты единственно правильные действия: "Если бы вслед за крупными городами поднялись районные, а тем более село, ни черта бы мы с этим уже не сделали. Так что никого за открытие огня без приказа не наказали. Но и не наградили тоже".
       При разбирательствах так и не нашли ответа на вопрос, было ли выступление населения ГДР стихийным, или его кто-то организовал. В конце концов все согласились, что одновременно в разных городах без единого организующего центра провести демонстрации по всей стране невозможно. Самым удобным виновником, конечно же, был Запад. Но теперь некоторые ветераны считают, что за подстрекателями мог стоять и кто-то из руководства ГДР. Тот, кто хотел смещения Ульбрихта. А может быть, и кто-то из советского руководства — кто договаривался сместить Берию и хотел переключить внимание лубянского маршала на ГДР.
       К версии о существовании заговора Запада добавилась версия о существовании плана захвата власти, которого никто в глаза не видел. "Это было уже наше изобретение,— вспоминал Борис Бацанов.— То ли Ульбрихт его придумал, то ли кто-то в Москве. Но это было так, для антуража".
       "Мне тогда казалось,— рассказывал Николай Луньков,— что могли быть большие перестановки в руководстве ГДР. Ульбрихта могли и снять. Но заменить его было некем. А потом у нас арестовали Берию, и всем в Москве стало не до ГДР".
       После 1953 года день 17 июня стал особым для ГДР и Группы советских войск в Германии. Каждый год в этот день руководство ГДР и командование ГСВГ с тревогой ожидали повторения событий 1953 года. Уровень боеготовности войск каждый раз возрастал, но год за годом в этот день ничего похожего на загадочный 53-й год не происходило.
       
       ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ "АРХИВ"
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...