юбилей музыка
В Большом зале консерватории при не самом большом стечении народа было отпраздновано 90-летие Тихона Хренникова. Правда, в его Первой симфонии, двух Вторых — скрипичном и фортепианном — концертах и сюите из балета "Любовью за любовь" Большой симфонический оркестр под управлением Федора Глущенко нашел столько грубых красок, что ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ даже обиделась за автора.
Солидный список устроителей концерта — от Минкульта до президентского совета по культуре — не позволял усомниться, что праздновался важный государственный юбилей. Хотя важность и государственность ведущий концерта Святослав Бэлза замаскировал под душеспасительный междусобойчик. Весьма снисходительный тон (почему-то о присутствующем в ложе юбиляре господин Бэлза все время говорил в третьем лице) и какая-то стеснительная помпезность. Помянули 42-летний стаж Тихона Хренникова на посту председателя Союза композиторов, четыре ордена Ленина, три Ленинских, одну Сталинскую и одну Государственную премии. Рассказали, что Тихон Хренников был десятым ребенком в семье, где очень любили музыку. Что родом из Ельца, почетным гражданином которого ныне является. О музыке все больше вскользь, мол, мелодист прекрасный да и талант несомненный: Первой, студенческой еще симфонией, сам Леопольд Стоковский через год после написания дирижировал.
Неловкость все ж выпятилась на словах: "Известно, что на Руси надо жить долго, этой истины и придерживается юбиляр". Что должен при этом чувствовать адресат не пойми похвалы, не пойми упрека? Если счастье выстраданного признания — зря: с творческой востребованностью у Тихона Хренникова, судя по его же собственным интервью, проблем не было. Если некоторое смущение номенклатурным прошлым — тем более не к месту: не он себя выбирал и на посты ставил, не он себе речи писал, в частности, текст озвученного им в 1948-м постановления ЦК ВКПб "Об опере Мурадели 'Великая дружба'", уличающего Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, Мясковского и др. в формализме и антинародности, не ему и краснеть. Особенно через 55 лет, расставивших все на места. Во всяком случае, в Союзе композиторов каждый скажет: сейчас бы нам такого председателя. А уж про годы, когда и самому Тихону Хренникову из двух родных братьев лишь одного удалось вытащить с Лубянки (а сколько композиторов он оттуда повытаскивал!), говорить нечего.
Висел ли над самим Хренниковым дамоклов меч? Да послушать хоть Первую симфонию (1932), все станет ясно. Вступительный фаготик — прямо как у Шостаковича в последней Пятнадцатой симфонии. Мрачно-трагический си-бемоль-минор — одна из любимых тональностей Рахманинова. Абсолютно вагнеровские тромбоны с валторнами. И сказочная челеста — реплика инструментовочного модернизма Чайковского. Ну что тут скажешь? То ли хорошо учили в 30-х профессора Московской консерватории, то ли правильный студент им достался: с отличным ощущением формы, с эрудицией (так оркестровать в незрелом возрасте — значит, всю музлитературную классику в руках иметь). А чувства-то какие! Это вам не грубая пролеткультовщина и не разнеженные сюси-пуси, а так, что и за нервы есть чем дернуть, и, как говорится, уму и сердцу что сказать. С одной стороны, неутраченная глубина европейской культуры, с другой — трагическая невозможность изъясняться равновеликим ей художественным языком. Ну и, видимо, намерение как-то объективировать современную ему картину мира. Отсюда и медный рык, и барабанный тик, и тревожный минимум консонантности. Взгляд честного советского студента музыки, еще не ведающего будущей ответственности за нее.
Кстати, коль уж речь об ответственности, все, что еще сыграли на вечере, обдало слух таким аховым театром, такой декадансной капитуляцией в авангардистские ползучести и в баховские полифоничности (Второй фортепианный концерт) и в диктат так называемой неаполитанской гармонии (скрипичный концерт и сюита "Любовью за любовь"), что словно не главным советским композитором это было написано. Можно было бы восхититься красотой медленных частей и шикарным хренниковским жанризмом, если бы дирижер так не надсаживался на выполнении излишне героичных фортиссимо и зубодробительных дробей литавр. Все было бы лучше, чем рифмовать патриарха с бравадными куплетами поручика Ржевского, колыбельной "Светлане" и нормальным прикладным дуэтом шекспировских Бенедикта и Беатриче из балета "Любовью за любовь".