Британская глава

Елена Стафьева о выставке «Christian Dior: Designer of Dreams»

В Лондоне в Музее Виктории и Альберта открылась экспозиция «Christian Dior: Designer of Dreams» («Кристиан Диор: дизайнер мечты»). Это крупнейший в истории Британии выставочный проект, посвященный Dior, и крупнейший фэшн-проект в истории V&A со времен легендарной выставки «Alexander McQueen: Savage Beauty». И тем, кто видел в Париже в 2017 году «Christian Dior: Couturier du Reve», важно знать: при общем названии это две довольно разные выставки

Ориоль Каллен, куратор отдела моды и текстиля V&A и куратор выставки «Christian Dior: Designer of Dreams», чуть заметно улыбается, когда я замечаю, что их проект получился очень британским,— очевидно, что это для нее комплимент,— но отвечает, что такой задачи не было. Думая о перенесении выставки из Парижа в Лондон, прежде всего учитывали специфику пространства V&A, ну и, конечно, историю отношений Christian Dior и Кристиана Диора с Британией и британскими клиентами. А история эта оказалась яркой с самого начала, потому что Кристиан Диор был чрезвычайно увлечен Британией: нормандец, который приехал туда впервые в 21 год, чтобы усовершенствовать свой английский, он чрезвычайно проникся всем комплексом «британскости» — тем, как англичанки носят твид, тем, какие они шьют себе бальные платья, тем, какие сады они разбивают и даже какие пудинги пекут.

И конечно, британским рынком, куда Dior пришел буквально сразу после своего возникновения. В 1949 году принцесса Маргарет впервые приехала на каникулы в Европу и пришла в парижский бутик Dior, где Кристиан Диор устроил ей небольшой тур, а в 1950 году он впервые привез свою коллекцию в Лондон, и тогда же для королевы, принцессы Маргарет, принцесс Марины и Ольги Греческих во французском посольстве был устроен специальный показ. С тех пор ни британские принцессы, ни прочие британские реалии в истории Dior не переводились.

Для британского сюжета Dior тут устроили отдельный зал, и вообще он впервые в таком заметном объеме рассказан на диоровских выставках. В самом центре этого зала Натали Кринье, сценограф выставки, установила прозрачную колонну, куда поместили знаменитое платье Dior, в котором принцессу Маргарет фотографировал Сесил Битон в честь ее 21-летия,— сейчас оно хранится в музее Лондона,— на фоне этой фотографии, увеличенной во всю стену, платье и выставлено. При печати портрета Битон несколько изменил цвета и выбелил платье, а в реальности оно оказалось цвета экрю с нежной золотистой вышивкой. Здесь же выставлены платья Марго Фонтейн, например, но самая трогательная история связана с нарядом невесты — платьем и фатой — из этого зала. Он принадлежит Джейн Стоддарт, которая 23 октября 1953 года в возрасте 19 лет вышла в нем замуж. Ориоль Каллен рассказывает: «Некоторое время назад нам позвонила пожилая леди и сказала, что она слышала о готовящейся в нашем музее экспозиции, что у нее сохранилось подвенечное платье, заказанное у Dior, и что она готова показать его нашим экспертам. Мы приехали к ней, в ее загородный дом, посмотрели платье — его подлинность не вызывала сомнений — и были рады взять его для выставки. Здесь этот наряд впервые будет показан публике». Платье с длинным кринолином сделано из хлопкового муслина и расшито нежными цветами в английском стиле, за счет чего, как рассказала Джейн Стоддарт, было довольно легким, в отличие от многокилограммовых нарядов из шелка, и она могла свободно двигаться в нем, даже несмотря на корсет. К нему в Dior ей порекомендовали надеть очень простую вуаль, даже без тиары, чтобы не перегружать образ и не разрушить эффект свежести, юности и нежности, который этот наряд создавал. Ужасно трогательная история, которой куратор, безусловно, может гордиться; эти два наряда, бальное платье принцессы Маргарет и подвенечное Джейн Стоддарт, сделанные в общей гамме, создают прекрасною раму нежного оттенка экрю для всей истории про Кристиана Диора и его британских клиенток.

Если продолжить историю с британскими принцессами, то в завершающей части выставки, посвященной звездам в Dior, конечно же есть знаменитое шелковое платье-комбинация цвета ночного неба, которое Джон Гальяно, только что пришедший в Dior, сшил для принцессы Дианы и в котором она в 1996 году, за несколько недель до подписания официальных бумаг по разводу с принцем Чарльзом, появилась на MET Gala. Появление это было не без некоторого скандального эффекта, сопровождавшего тогда Диану везде и всегда: британские газеты в связи с открытием выставки вспоминали платье-комбинацию и писали, что даже юный принц Уильям был тогда смущен нарядом матери, а для консервативного придворного мира, который Диана недавно покинула, платье вообще выглядело шокирующе.

Надо сказать, что вся эта финальная часть выставки по сравнению с Парижем смотрится более сдержанно, без особенного упора на имена звезд и в целом с неартикулированным, но вполне ощутимым присутствием британского взгляда на гламур и культ селебрити. Звездное небо и его переливы в световой проекции на потолке, впрочем, остались, хотя и оно по сравнению с Парижем абстрактней и больше похоже на арт-инсталляцию.

Вообще, каждый из разделов выставки под руками и взглядом британской команды во главе с Ориоль Каллен приобрел этот легкий сдвиг. Например, там, где выставлены наряды с фижмами, кафтанами и кринолинами, отсылающие к XVIII веку, к стилю Людовика XV, так любимому самим Диором, Трианон неуловимо напоминает английское поместье времен Гейнсборо и Филдинга. А голубой комплект, сделанный Рафом Симонсом,— расшитый жилет и широкие летные штаны с молниями на коленях — смотрится как аллюзия на английскую эксцентрику. Так, формально не меняя структуру и общий сет-дизайн экспозиции, Музею Виктории и Альберта удалось внедрить этот британский дух внутрь готового сюжета выставки про историю великого парижского модного дома.

Те, кто был в Париже уже почти два года назад и видел выставку «Christian Dior: Couturier du Reve» в Музее декоративного искусства, сразу отметили, что многие вещи — например, несколько совершенно волшебных платьев Джанфранко Ферре, ряд ансамблей Марка Боана (который, как известно, с 1958-го по 1960 год был главным дизайнером лондонского подразделения Dior), сумасшедшие наряды из японской коллекции Джона Гальяно и т. п.— не были показаны в Париже, однако в целом оценить соотношение того, что было, и того, что не было, с первого взгляда довольно сложно. Но Ориоль Каллен говорит, что практически половина одежды, показанной на лондонской выставке «Christian Dior: Designer of Dreams», новая, не выставлявшаяся в Париже, и это вещи из кутюрных коллекций. То есть с точки зрения контента эта выставка не просто повторение парижской, она дает шанс увидеть уникальные, редко выставляемые или вообще впервые показанные платья и костюмы. Ну и кроме того, для всех манекенов Стивен Джонс придумал головные уборы и даже маски, используя кристаллы Swarovski, выступившего партнером выставки.

На вопрос, стал ли этот проект вызовом для нее и учитывала ли она в своей работе неизбежное сравнение с Парижем, Ориоль Каллен аккуратно отвечает, что перенос такой выставки из одного музея в другой неизбежно означает определенную трансформацию, что парижская выставка была грандиозной и в ее задачи не входило соревнование с Парижем. Все так, но все-таки можно представить, как сложно было сделать так, чтобы сквозь чрезвычайно сильные коды Dior и сквозь стройную и четкую структуру экспозиции проступили британские место и время; и то, что у V&A получилось все сохранить и в то же самое время все изменить,— это их настоящая победа, засуживающая того, чтобы увидеть ее своими собственными глазами.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...