Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме открыл свою постоянную экспозицию после года реконструкции. Знаменитая квартира во флигеле Шереметевского дворца стала похожа на мемориальную.
После музейной реконструкции квартира Пуниных-Ахматовой стала походить на мемориальную. Но это, скорее, стилизация. Вновь созданное пространство интеллигентной семейно-коммунальной квартиры, где соседями становились бывшие мужья и жены. В небольшой прихожей на тонетовских вешалках будто остались чьи-то пальто, стоят потертые чемоданы и потрепанные зонтики. В анфиладе из четырех комнат на подоконниках лежат папки со справками, кто и когда в этой комнате жил и что писал. В бесконечном коридоре висят санки, коньки и полочки, стоят сундуки. Здесь же устроена кухня с дровяной печкой и смешной раковиной. Есть участок с наслоениями оборванных обоев и газетами под ними. Среди пожелтевших статей что-то о ташкентских хлеборобах, фотография Сталина, постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград". Сначала ахаешь: ну надо же, как удачно сохранилось. И, дескать, как правильно с газеткой поступили. Но уже через миг понимаешь, что старые обои и газеты здесь не обрывали, а, наоборот, приклеивали слой за слоем. Так вот при помощи обычного клея поворачивали время вспять, создавая иллюзию подлинности, особый мемориальный театр. Нечто подобное случилось и с комнатами. Диваны, кушетки, абажуры, столики. Прекрасная иллюзия исторической сохранности. Комнаты мебелированы так, чтобы сюда могла войти Анна Андреевна и поверить, что за окном двадцатый век, первая половина.
Единственное, чего она не сможет вспомнить — это Белого зала. В музее его пространство называют литературной инсталляцией. Стены здесь стеклянные, витрины круглые, за ними перчатки с узкой руки, фотографии, страусиные перья, книги, рукописи, фотографии. Но самое главное, что отличает этот зал от любой другой, более или менее эффектно представленной литературно-мемориальной экспозиции, — это три скульптуры Владимира Цивина: Мелхола, Рахиль и Лотова жена. И тут каждый должен вспомнить как минимум ахматовский цикл "Библейские стихи", ну и желательно библейскую историю. В трех образах — три периода жизни Ахматовой, три ее женские ипостаси. Мелхола — страстная любовница, жена юности царя Давида; праматерь Рахиль, с ее драматической материнской судьбой; и Лотова жена, оглянувшаяся на то, что осталось за спиной и окаменевшая. И в мемориальной анфиладе сотрудники музея, не сговариваясь, выстроили экспозицию, в сущности, по тому же принципу, в этом им помогла хронология и то, что с течением времени Ахматова переезжала из комнаты в комнату. Тут кстати вспомнить, что в Фонтанный дом, хотя и в другой флигель, она въехала впервые не к Пунину, а к бывшему учителю шереметевских детей Владимиру Шилейко, знаменитому исследователю ассиро-вавилонской культуры. Особенно кстати это потому, что и поэтика работ Владимира Цивина отсылает нас к Древнему Востоку, в них родовые черты изысканной ассиро-вавилонской пластики и мощный поэтический нерв. Кураторы музея показали Мелхолу, Рахиль и Лотову жену на фоне классических колонн. Получилось красиво. И почему-то именно в этом зале кажется особенно справедливым и уместным латинский девиз Шереметевых "Бог помнит все..." и ахматовское "Я помню все в одно и то же время". Здесь жизнь Анны Ахматовой трактована как библейская, а ее культурное пространство показано бесконечным. И именно этот Белый зал не дал пунинской квартире превратиться просто в хранилище тщательной бутафории, архивных свидетельств, пылящихся среди теней Фонтанного дома.
ЕЛЕНА ГЕРУСОВА