22-летний Юрий Борзаковский, "зимний" рекордсмен и чемпион мира и Европы на дистанции 800 м, тренируется в подмосковной Малаховке в ужасающих условиях. Несмотря на это, он намерен бороться за медали и на августовском чемпионате мира в Париже, и на Олимпиаде в Афинах. Накануне отъезда ЮРИЯ БОРЗАКОВСКОГО в Севилью, где пройдет очередной этап серии Гран-при, с ним встретилась корреспондент Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— А как вы сами себе объясняете парадокс, что, бегая здесь, в Малаховке, по таким вот колдобинам, рытвинам, буграм и лужам, вы выросли в величину мирового уровня?
— Действительно, до определенного момента я совершенно не придавал значения тому, где на самом деле мне приходится тренироваться. Главное, чтобы была хотя бы какая-то дорожка. И никогда мы с моим тренером Вячеславом Евстратовым не афишировали, что нам, дескать, нужны какие-то особые условия. Пока нам не стало совершенно очевидно, что если бы они, условия, были бы лучше, то и мои результаты тоже. Вы, конечно же, спросите, а почему не тренируетесь, мол, в Москве или Подольске? А теперь представьте, сколько нужно потратить времени, чтобы нам, жителям города Жуковского, пробраться на машине по забитой по утрам до предела Рязанке в столицу или доехать до олимпийской базы в Подольске. Хотя там, к слову, наконец-то недавно на беговую дорожку положили-таки новое покрытие.— Слышала, будто бы губернатор Московской области Борис Громов, имея в виду ваш талант и, как следствие, многообещающие перспективы, собирался чуть не специально для вас модернизировать маленький стадиончик в Жуковском?
— Два года назад мы с тренером попали на прием к губернатору, и он действительно обещал привести наш местный стадион в порядок. По утвержденному вскоре недорогому проекту ($25 тыс.—Ъ) он должен был вступить в строй действующих в августе этого года. Но каково же было наше удивление, когда, вернувшись недавно с очередного сбора, мы узнали, что готовится к утверждению иной, якобы уже на $300 тыс. проект реконструкции стадиона. Может, оно, конечно, для горожан и лучше, но подготовиться к Олимпиаде в домашних условиях у меня вряд ли уже получится. А так хотелось, поскольку замучился уже жить вдали от жены и сына, которому на днях исполнился годик. А Вячеслав Макарович (Евстратов.—Ъ), прознав про новый проект, пережил гипертонический криз и опустил руки. Даже не хочет выяснять подробности. Говорит, что за 50 лет работы так ему, видимо, уже и не удастся на своем стадионе тренировки проводить.
— Ваш тренер утверждает, однако, что ваши лучшие на сегодняшний день результаты на 800-метровке, летом — 1.42,47, зимой — 1.44,15, оба показанные в 2001 году, с тех пор застопорились не только по причине плохих тренировочных условий...
— Дело в том, что мы в первую очередь готовимся к Олимпиаде и в какой-то степени сознательно не стремимся до поры форсировать именно результат, для достижения которого необходима совсем иная — более жесткая — тренировочная работа. Хотя этой зимой на этапе Гран-при в Стокгольме я пробежал за 1.44,34 — со временем, близким к своему личному рекорду,— и выиграл при этом у самого Уилсона Кипкетера, рекодсмена мира на 800 м. Кстати, я опередил его в первую очередь за счет тактики и именно эту свою победу считаю едва ли не самой красивой в своей карьере.
— Когда о вас несколько лет назад стали говорить как о восходящей звезде мировой легкой атлетики, Вячеслав Евстратов не уставал повторять, что будет удерживать Борзаковского от участия во всех подряд соревнованиях во имя великой олимпийской цели. Но одна ваша Олимпиада уже позади, и на ней вы, мягко говоря, ничем особым не отличились...
— Зеленым юнцом, добившись довольно высокого результата, я, естественно, рвался в бой, но тренер меня сдерживал. Объяснял это тем, что ты, мол, Юра, давно тренируешься, рано начал выигрывать все подряд соревнования по своим возрастам, но это может быть не вечным, и ты в конце концов сломаешься. Так зачем же, дескать, силы свои юниорские тебе зря растрачивать? Вот мы и решили, что лучше уж поберечься заранее самим, чем дождаться момента, когда природа и организм скажут: ребята, стоп, отдыхайте. А безоговорочно я стал слушаться своего тренера как раз после Олимпиады 2002 года. Потому что там я допустил непростительный промах, за что жестоко поплатился.
— Какой же?
— До финала все у меня было хорошо. А накануне, в день отдыха, я решил прошвырнуться по Сиднею. И заблудился. Тыркнулся на одну автобусную остановку, а там выяснилось, что ближайший автобус до Олимпийской деревни через два часа, кинулся на другую — та же история. В результате добрался на электричке, опоздав на тренировку на пять часов. На следующий день бежать мне было не с чем, кроме как с чувством жуткой вины перед тренером. Нет, он не ругался. Спросил только: ты все, Юра, понял? С тех пор я полагаюсь на Евстратова полностью и стараюсь не ослушиваться даже в мелочах.
— Если у вас два года результаты не растут, за счет чего же следующую Олимпиаду собираетесь выигрывать? Да и чемпионат мира тоже?
— Во-первых, я нигде еще не заявлял, что намерен на Олимпиаде только выигрывать, хотя, не скрою, очень хочется. За медали бороться, да, буду. Так или иначе, но для победы на крупнейших соревнованиях не обязательно показывать чудеса скорости. Чемпион может показать какое угодно время — от уровня мирового рекорда 1.41,11 Кипкетера, установленного им в 1997 году в Кельне, до тривиальных 1.45. Если все финалисты будут готовы на один результат, то на первый план, естественно, выйдет тактическая борьба на финише. Ну и психологическая устойчивость, конечно. Вот уж с чем у меня все обстоит более чем хорошо. Сломать меня практически невозможно. Что же касается тактики, то в последнее время мы стали отходить от ставшего всем уже привычным моего фирменного, так скажем, финта, когда я всегда начинал финишировать последним. Теперь мои соперники теряются в догадках, не зная наверняка, как я поведу себя в том или ином конкретном забеге.
— А не погорит ли ваша выдержка, которой вы так гордитесь, если, не дай бог, вы не выиграете ни в Париже, ни в Афинах?
— А я и не буду стараться выиграть во что бы то ни стало, а постараюсь пустить все на самотек. Главная моя задача — грамотно подготовиться и войти в сезон, закрыть все дырки изначально, чтобы не допустить досадных промахов. И если все равно при этом проиграю — что ж, ничего страшного, улыбнусь и пойду дальше. Ведь у меня еще много времени впереди в спорте останется — лет, думаю, эдак десять.
— В каких соревнованиях вы примете участие до чемпионата мира?
— 7 и 24 июня, а также 5 августа — в Гран-при в Севилье, Афинах и Стокгольме, 12 июня и 4 июля — в этапах серии Golden League в Остраве и Париже, 21-22 июня по просьбе главного тренера нашей сборной Валерия Куличенко я единственный раз в сезоне побегу не 800 м, а в составе эстафеты 4х400 м на Кубке Европы. С 7 по 20 июля мы проведем тренировочный сбор в Кисловодске, а вот в чемпионате России, который пройдет в Туле с 7 по 10 августа, с разрешения федерации я принимать участия не буду, поскольку не имею права пренебречь последним перед чемпионатом мира этапом серии Гран-при 5 августа в Стокгольме, где вместе со мной будут участвовать все мои главные соперники, с которыми мне предстоит встретиться затем в конце августа в Париже.
— Самый знаменитый ваш коллега Уилсон Кипкетер "засветился" на мировом уровне, когда ему было уже 25 лет. Вам же сейчас всего 22. Так может быть, где-то в подсознании у вас отложилось, что три года на то, чтобы выстрелить, у вас в запасе еще есть, а отсюда и столь непоколебимая уверенность в себе?
— Предположить, что спортивная судьба Кипкетера для меня является своего рода моделью, конечно, можно. Но это, поверьте, совсем не так. У каждого из нас своя методика тренировок, свои отличительные индивидуальные особенности вплоть до строения мышечных волокон. Одним словом, у него свой спорт, у меня — свой. И если его, скажем так, прорвало в 25 лет, то со мной, кто знает, это может произойти и вот-вот.