В Доме музыки на Красных холмах выступил Лучано Паваротти. Программу разбавляли сольные выходы его ученицы Кармелы Ремиджо (сопрано) и оперные интермеццо в исполнении Российского национального оркестра (дирижер Леон Маджиера). Собравшуюся светскую публику, среди которой оказалась ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ, порадовали чемпионскими верхами 68-летнего тенора и шампанским в антракте.
С получасовым опозданием праздник музыки стартовал не совсем складно. Из-за холстинковой драпировки, по центру сцены оформленной в некое подобие балаганного портала, возник дирижер, усевшийся за рояль. За ним вышел господин Паваротти. Без ведущего концерта оба оказались сиротливо предоставленными самим себе. И именно так — в неловкой тишине — начали свое дело.
Барочные арии из опер Банончини и Скарлатти отзвучали довольно вяло. Глухой и неточный голос Лучано Паваротти (хотя что-что, а барокко подразумевает арифметическое сольфеджио как само собой разумеющееся) заставил многих качать головами, даже разочарованно цокать. Король теноров, словно в склерозе, мурлыкал что-то рыхлое и такое невнятное по строю, что беда. Но вышла Кармела Ремиджо, и дело пошло на поправку. Обладательница гран-при и спецприза критики на фестивале Паваротти в Сан-Франциско (1992), стройная итальянка оказалась не из подпевал вроде тех, что сопровождают Монтсеррат Кабалье. Сильно и достаточно гибко ее сопрано отметилось сначала в простеньком россиниевском "Отъезде", а потом в многокуплетном "Болеро". За что в холстинковом закулисье девушку удостоил громких реплик сам маэстро Паваротти: слушал, видать, каждую ноту.
Атмосферу, потеплевшую после двух Беллини в его исполнении, совсем разрядила сцена знакомства Рудольфа и Мими из оперы Пуччини "Богема". Ария Рудольфа "Холодная ручонка" и дальше без пауз "Меня зовут Мими" и дуэт влюбленных разыгрались прямо по-оперному. В опережение сюжета Рудольф--Паваротти неожиданно сгреб девушку (всего лишь соседку, потерявшую ключи) в мощное любовное объятие. Тут-то публика, уже оценив отличное верхнее "до" Рудольфа и поверив в искренность единственной его реплики "Si!" ("Да!") посреди арии Мими, и растаяла. С тем и пошла пить шампанское в антракте.
Второе отделение началось прощальной арией Туридду из "Сельской чести" Масканьи — одна из коронных партий Лучано Паваротти. Поет он ее и сейчас хоть куда: с отработанной "технической" слезой, с тем маслом в голосе и той пластической безошибочностью, какая в сочетании с абсолютно застывшим корпусом певца и выдает в нем настоящего гения. Другая титульная ария — "Смейся, паяц" — была дежурнее: все внимание в ней заняла подготовка тенора к верхнему ritenuto.
В общем, для таких вот эффектных моментов Лучано Паваротти, говоря по совести, хитро экономит на другом. Хотя как смотреть на вещи: кому-то на его месте в его годы и экономить уже нечего. А тут всего предостаточно. Взять хоть фирменное наезжание мажорной терции на минорную в песенке "Римская гитара" — не оттого же завышает ее ладовый строй господин Паваротти, что не слышит его, а чтоб посахаристее, покуражистее вышло. Или вот "Рассвет" Леонкавалло: дирижер дает вступление, не глядя на певца, который в это время отпивает из стакана водички ну и, натурально, смазывает первую фразу. Так что за хитрец! Делает вид, что так и надо, аналогичным образом заглатывая начало второго куплета.
Когда все опомнились, что программа исчерпана, Лучано Паваротти разохотился и стал играть на публику. Первый бис — "Гранада" — взбодрил не только людей в зале, а и Российский национальный оркестр, где флейты и трубы словно вдруг с ума посходили. Про второй бис говорить нечего, достаточно названия: "О соле мио". Ну а перед третьим — "Застольной" из "Травиаты" — маэстро Паваротти по-итальянски предложил публике, вообразив, что в руках у нее шампанское или водка и что все танцуют, подпеть ему и Кармеле Ремиджо вместо хора. Московских "випов" предложение сильно смутило: заоглядывались друг на друга, глуповато так заулыбались. Хотя пара-другая гостей, в том числе и автор рецензии, от души драли глотки за кампанию с Лучано Паваротти.