юбилей Петербурга гала
Гала-представление мариинских хитов прошло в "естественных декорациях" Дворцовой площади. Трудоемкая амбициозная акция изнурила всех — организаторов, артистов, милицейские полки, мерзнущую публику. Праздник для горожан состоялся как всенародное гала. Но как представление разочаровал ВЛАДИМИРА Ъ-РАННЕВА.
Раньше — "искусство в массы", теперь — "массы в искусство". Где теперь застать массы по праздникам? На Дворцовой, с бутылкой пива в руке. Холодно, граждане толпятся, смотрят танец малюсеньких лебедей на далеких и тусклых от дневного света экранах. Музыку рвет ветер, в динамики вторгаются реплики оркестрантов, забывших, что над их головами микрофоны. Самые лучшие позиции — в гостевом вольере и у милицейского оцепления, похуже — у тех, кто тянет шеи над головами в серых фуражках, остальные рвутся вверх на цыпочках, чтобы увидеть не только трансляцию, но хотя бы одно лебединое па вживую. В программе — самое-самое. После Чайковского — "сабли" Хачатуряна, потом Тореадор почему-то в чиновничьем сюртуке, финал — дикие половцы. Все артисты мерзнут, танцуют и поют одинаково сильно. Но рассмотреть и расслушать эту силу можно, к несчастью, лишь в пределах заградительных барьеров. Дальше — разве что отметиться: "И я там был..."
Более всего пространство площади заполнилось до начала мероприятия, в минуты ожидания "чего-то". А как началось — аудио- и видеоряд отдаленного зрелища в четверть часа растворили напряжение. Людская масса дрогнула, началась активная ротация. Люди подходили, слегка задерживались и покидали место события, оставляя площади горы пластика. Но Дворцовая не пустела, благо что подтягивались новые.
Скопление гуляющих и марионеточные фигурки на далекой сцене походили скорее на ярмарочные представления с лубочными балаганчиками, чем на демонстрацию лучших сил лучшего российского театра. Зачем нужно было выводить оркестр и обе труппы (балетную и оперную) на пленэр, где трудно толком понять, в чем состоят их лучшие качества? Мариинке славы не занимать и в помещениях, приспособленных для внимания ее искусства. Пространство площадей требует гула толпы, парада или эйзенштейновского "Ура!" революционных матросов. Если уж музыки, то рева гитар и глоток, если даже классической — ораториальных хоровых масс. Но балет, ария из "Иоланты"... К чему такой адский труд и весь этот бисер на холодном ветру?
Исполинская юбилейная акция оставила ощущение исчерпанности темы площадной классики. Прежде она привлекала музыкой, звучащей на том месте, где еще недавно выступали другие артисты — полки краснознаменного ленинградского военного округа и подкрашенные к параду ракетные установки. Сейчас хотелось бы уже, чтобы всякий социальный антураж вокруг музыки "не составлял первенствующий интерес, заслоняющий собой интерес художественный", как писал Чайковский после посещения другой исторической акции подобного PR-размаха — байройтской премьеры вагнеровских "Нибелунгов".