ХИРО ЯМАГАТА ответил на вопросы корреспондента Ъ МИХАИЛА Ъ-ТРОФИМЕНКОВА.
— Вы — абстракционист?
— Лазерное шоу — абстрактное творчество. Сейчас один из моих самых любимых абстрактных — скульптор Ричард Серра. Сейчас много художников, которые много говорят о своем творчестве, объясняют его. А чтобы понять Серру, слова не нужны, так сильно воздействуют его скульптуры. Или Сезанн, который совсем не устарел. Вы не чувствуете, что он принадлежит прошлому, он до сих пор влияет на каждое поколение. Мои работы даже не все друзья понимают. Но архитектор Фрэнк Гери, режиссер и актер Деннис Хоппер, директор Музея Гуггенхайма Том Кренц поддерживают. Лазеры — слишком новое средство выражения, многие использовали их примитивно, не понимая их природы. А я глубоко погрузился в физику. Фрэнк Гери сказал, что я распахиваю двери в будущее.— Очевидно, ваши шоу тоже нельзя описать словами, Можно ли найти им какой-то аналог, метафору?
— Их можно сравнить с поэзией моих близких друзей, битников Алена Гинзберга, увы, покойного, и Грегори Корсо. Я имею в виду не буквальные параллели, а их образ жизни, их свободу. В невероятно консервативных 1950-х им хватило храбрости жить по-другому и рассказать о своей жизни. Я тоже создаю новую, небывалую атмосферу. Шоу вызывают у меня напряжение, как перед боем. Я чувствую новую для себя среду и создаю свое видение ее здесь и сейчас. Когда я, как тело, оказываюсь здесь, у меня возникает картина. Свое любопытство к пространству я преломляю в физических картинах. Я фокусируюсь на себе и мире, как фокусируется человек в момент пробуждения, когда сознание еще не включилось, а подсознание уже выключилось. В эту секунду мы ощущаем все, и эти ощущения я пытаюсь показать.
— Вы говорили о напряжении перед схваткой. В сражении, которое вы даете в Петербурге, кто ваш главный враг?
— Если использовать образ битвы, то главный враг — белые ночи. Увы, мать-природа так распорядилась... Когда проект стал материализоваться, я первым делом предложил моему продюсеру Бобу ван Ронкелю устроить шоу 1 января — такой подготовительный праздник — и отмечать юбилей полгода. Но у нас есть 7 тыс. дымовых машин, чтобы шоу было видно, да и белые ночи оказались достаточно темными для лазеров.
— Вы впервые используете в шоу музыку. Почему?
— Эдуард Артемьев предложил мне это так спонтанно, что я так же спонтанно согласился. Почему бы не попробовать что-то новое? В 2004 году в Нью-Йорке я буду совмещать лазерное шоу с оперой.
— Шоу предшествуют ночные репетиции. Вы не боитесь, что горожане подсмотрят и исчезнет эффект неожиданности?
— Когда работаешь на открытом воздухе, полный контроль невозможен. Но на репетициях мы будем включать лазеры по одному, в разной последовательности, прогонять шоу по частям.
— У вас уже есть опыт работы на воде?
— В Лос-Анджелесе я работал на поверхности реки длиной в две мили с восемью лазерными системами. Мы стреляли с моста на мост, и возникал двойной эффект. Люди видели узор лучей и их отражение. Отраженный луч был другого цвета и узора, не стопроцентно, но отличался от оригинального. Эти отражения уже не поддавались компьютерному контролю. Надеюсь, что и здесь возникнет эффект отражения.
— Каким вы увидели Петербург?
— Женственный, элегантный город. А Москва — мужчина.
— В Европе принято противоположное сравнение. Может быть, вы носитель специфически японского взгляда?
— Я никогда не считал себя ни японцем, ни американцем. Я это я, где бы я ни находился. Я не просыпаюсь с мыслью о том, что я японец, живущий в Америке. Многие японские художники намеренно используют японскую традицию, чтобы заявить о себе. Я же сосредоточен на работе, на том, чтобы отразить самого себя. Я — резонирующий человек.