В театре "Школа драматического искусства" состоялась премьера спектакля Анатолия Васильева "Из путешествия Онегина". И хотя это название фигурирует в афише театра уже довольно давно, только теперь зрителям показали спектакль полностью. Комментирует МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Над "Евгением Онегиным" театр Анатолия Васильева работает с 1994 года. Впервые спектакль был показан на фестивале в Брауншвайге в июне 1995-го. По разным причинам московская премьера "Онегина" так и не состоялась, группа, работавшая над постановкой, распалась. То, что теперь показали в Москве, было первой частью прежнего спектакля, восстановленного группой молодых артистов театра под руководством Александра Огарева и Игоря Яцко. Небольшой 45-минутный отрывок из этого "коллективного неоконченного сочинения", всецело посвященный теме святок, театр уже показывал публике в начале этого года. С добавлением основного корпуса текста спектакль разбух до трех с половиной часов, заставляя удивляться — на что же тогда была похожа его полная версия?
Но и эта, первая часть тоже была ни на что не похожа. Текст хрестоматийного романа распался на мелкие кусочки и склеен вновь как придется: эпизоды мелькают, наезжают друг на друга, повторяются, как на испорченной пластинке, срастаются не там, где порвались. Вероятно, режиссер намеревался выстроить какую-то новую композицию на обломках старой, пушкинской, но из зрительного зала все это выглядит абсолютным хаосом. Благодаря особой манере чтения смысловые связи распадаются даже на уровне отдельных строф и строчек. В препарировании поэтического текста васильевские актеры поднаторели еще на "Пушкинском утреннике", но их чтение "Онегина" походит на пародирование и самого васильевского метода.
Иногда актерам удается подобрать ключи к пушкинскому тексту, и у знакомых фраз появляются новые смыслы, монологи (иногда весьма убедительно и оправданно) распадаются на диалоги. Например, удачна сцена, где две приятельницы сплетничают об Онегине, читая его любовные письма и удивляясь: "Как рано мог он лицемерить!" — ну и т. д. Или забавен комический дуэт кузин Алины и Пашетт — двух старушек, нюхающих табак и обсуждающих дела давно минувших дней, припевая: "Привычка свыше нам дана". Можно было бы выделить еще несколько удачных эпизодов, оправдывающих этот вивисекторский подход к тексту. Но большей частью он оборачивается пустым жонглированием фразами, когда они рикошетят от одного актера к другому, теряя по дороге свой первоначальный смысл, но так и не обретая новый. Более того, интонации актеров, пытающихся порвать с привычным звучанием пушкинского слова, зачастую просто вульгарны, как будто текст произносят не ученики Анатолия Васильева, а современные провинциальные Аркадины. Справиться с поставленной задачей и не скатиться в грубое утрирование в полной мере удается, пожалуй, только Игорю Яцко и Марии Зайковой, выработавшей такую интонацию, что в этом спектакле ее можно было принять за иностранку и удивиться, насколько легко русский текст "отчуждается" с помощью всего лишь легкого акцента.
Тем не менее спектакль получился на удивление веселым. И публика, приученная к строгости васильевской "Школы", поначалу лишь тихонько прыскала в кулак и боялась прерывать ход спектакля аплодисментами, хотя некоторые ударные сцены этого заслуживали. И только после антракта, когда зрителей (вероятно, в честь премьеры) напоили шампанским и развлекли куплетами некого мсье Трике, зал осмелел и стал открыто смеяться и хлопать. Тем более что дальше пошла совершенная фантасмагория. Смешалось все: романсы из оперы Чайковского, причем не только из "Евгения Онегина", но и из "Пиковой дамы", и песни советских лет ("Прощай, любимый город!"). Татьяна превратилась в убиенную партизанку, над телом которой соратница размахивала красным флагом, а заговорщики — декабристы из X главы "Онегина" — в каких-то крючконосых брейгелевских птиц с накрашенными ногтями и губами и в красных перчатках на ногах, вероятно — из страшного сна Татьяны. В финале, постукивая копытами, на сцену вышел натуральный кентавр (так обычно на детских утренниках изображают коров и прочих парнокопытных) и увез на себе Онегина.
Что это было? К чему все это? Нет ответа. Если бы это было очередное шоу новых театральных хулиганов вроде Нины Чусовой, вопросы отпали бы сами собой. Смешно — и ладно. Но что хорошо для зеленой молодежи, как-то не к лицу васильевскому мистериальному театру. Стеб ради стеба здесь не приветствуют, а высоких материй в этом студенческом капустнике днем с огнем не сыщешь. В связи с васильевским "Онегиным" можно говорить о чем угодно: о карнавальной культуре, об игре образами, о десакрализации забронзовевшей классики, но все это будет относиться лишь к замыслу, а не к результату. В реальности же спектакль развалился на ряд бессвязных более или менее удачных эпизодов, не скрепленных большой общей идеей. Наверное, почувствовал прокол и сам Анатолий Васильев. По крайней мере, на поклоны в финале мастер так и не вышел.