Балетную легенду достали из архива

Танцсимфония Федора Лопухова

премьера балет


В петербургском Театре консерватории показали реконструкцию танцсимфонии "Величие мироздания", балета 1923 года рождения. В историю погрузилась ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА.
       Театр консерватории стоит аккурат напротив Мариинки. Так что его репертуарную политику в принципе формирует вид из окна: консерваторцы изо всех сил стараются избегать поводов для сравнения с надменным соседом и ставят в основном либо исторические редкости вроде "Послеполуденного отдыха фавна" Нижинского (1912), либо своими руками выращивают на грядках новые балеты. "Величие мироздания" — из разряда редкостей. Но это гораздо больше, чем редкий спектакль почтенного возраста.
       Премьера танцсимфонии "Величие мироздания" в 1923 году прошла в Мариинке. Состоялось и с треском провалилось одно-единственное представление, больше спектакль не видели, текст растаял. Но это совершенно не помешало ему стать самым влиятельным произведением в истории советского балета. И даже еще больше: краеугольным камнем его международной художественной репутации. Считается, что танцсимфония в 1923 году сильно перепахала грузинского юношу Георгия Баланчивадзе: после того, как он эмигрировал и стал Баланчиным, он наставил несколько сотен балетов в этом роде — просто классические танцы просто под музыку. А поскольку Баланчин стал одним из главных хореографов ХХ века, его творчество автоматически превратилось прямо-таки в ковровую пропаганду идей автора танцсимфонии хореографа Федора Лопухова на Западе, и таким образом в информационном поле образовался дико авторитетный "русский танцевальный авангард" под стать живописному. Только для счастья у русского танцавангарда было все, кроме собственно текстов.
       Сам автор был, как это водится промеж авторов, уверен в своей гениальности и даже после оглушительного провала спектакля не поленился для вечности записать текст танцсимфонии на бумаге (эти записи и использовала сейчас консерватория). Записи лежали в личном архиве. Так что при случае можно было всегда справиться. Но никто особенно и не справлялся все эти десятилетия, на самом деле работала легенда. Танцсимфония существовала в постановке сборной балетных критиков и историков. От консерваторцев потребовалось немало удали и отваги, чтобы вытащить наконец бумаги, отрепетировать танцы и показать белому свету, как все было на самом деле. Это очень серьезное покушение на репутацию патриарха и авангардиста Лопухова. Спектакль оказался очень не похож на то, что можно было навоображать себе, разглядывая изысканные силуэты, нарисованные к премьере художником-танцовщиком Павлом Гончаровым, и читая лирические поэмы критиков.
       Он проще, грубее и безмерно наивнее. В труппе консерватории звезд с неба не хватают, но на сей раз это тоже играло на руку: глядя на не очень складных, не очень техничных консерваторских девушек и юношей, легко было вообразить себе труппу Мариинки образца 1923 года, побитую массовой эмиграцией и подточенную скудными пайками. Труппу, перед которой явился абсолютно сумасшедший человек и начал расширять ее художественное сознание своим взбаламученным "Величием мироздания". С комиссарской прямотой он стал рубить воздух ладонью, напихал в свой балет сразу все: классические движения, обезьяньи скачки, идущих цепью косарей, городские танцы.
       Поначалу это смешит. Потом достигает критической массы, и становится хорошо. Безумно трогательный, громоздкий, неуклюже хрупкий фанерный "кукурузник", из которого выросли потом сверхзвуковые "Конкорды" Баланчина. Все правильно, так все и было: самое лучшее в этом балете это концепция, генеральная художественная идея. Только совсем не та, что пересказывали до сих пор.
       Федор Лопухов отнюдь не научил хореографов ставить "просто классические танцы" под музыку и настаивать, что больше ничего и не надо: ни "эмоций", ни историй про любовь, ни ассоциаций. До него это делали и делали куда искуснее древние мамонты вроде Петипа и Фокина, не говоря о каких-нибудь Сен-Леоне и Перро. Но Лопухов первым объявил, что этот с виду надменный и герметичный жанр на самом деле очень и очень веротерпим, даже неразборчив. И в соседстве с прыгающими обезьянами ему хорошо, и с косарями.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...