Нынешней осенью состоялись премьеры двух фильмов, посвященных Донбассу,— украинского режиссера Сергея Лозницы и российского режиссера Рената Давлетьярова, снятых с противоположных политических позиций. Способен ли киноэкран сегодня примирять или он научился только разделять?
Фото: Arthouse Traffic
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Про фильм Сергея Лозницы «Донбасс» (чей единственный показ планировался в московском «Гараже», но так и не состоялся) известно довольно много. После победы в Канне (программа «Особый взгляд», приз за лучшую режиссерскую работу) он вышел в прокат в нескольких странах, в том числе в Германии и на Украине. Фильм состоит из 13 перетекающих из одного в другой эпизодов, воссоздающих в игровом кино истории людей, которые живут на востоке Украины. Лозница не стал придумывать сюжет и героев, а попросту взял их «взаймы» у реальности: сцены большей частью позаимствованы из YouTube. В массовых сценах снимались в том числе жители Донбасса — всего около 2 тыс. человек, многие были участниками событий 2014 года.
Каннское жюри назвало этот фильм «пронзительным свидетельством», а оппоненты (которые у фильма, естественно, есть) — «злой пародией» и искажением. Здесь важен еще и жанр фильма — трагифарс. И не вышедший еще, но заранее подвергнутый критике в России фильм Алексея Красовского «Блокада», и запрещенный в нынешнем году «Смерть Сталина» Ианнуччи — тоже трагифарсы. Те, кто называет подобное кино «кощунством», часто не понимают специфики жанра. Взгляд Лозницы, конечно, не лишен злой иронии, но он направлен на общечеловеческие недостатки, а не только на жителей конкретного региона. Лозница если и высмеивает, то нечто общее, присущее всем носителям авторитарной идентичности, а именно архаичные представления о мире. Заметим также, что внимание режиссера сосредоточено на специфическом языке героев, который не столько помогает коммуникации, сколько ее запутывает или сознательно скрывает смысл — даже от самих говорящих. А поскольку язык и сознание напрямую связаны, этот фильм — попытка понять и описать именно сознание постсоветского человека. В этом смысле фильм Лозницы отсылает нас к традиции перестроечного кино, к работам Киры Муратовой.
Два фильма о Донбассе, два разных взгляда на войну, ее героев и жертв. На фото кадры из «Донбасс.Окраина» Рената Давлетьярова
Фото: Пропеллер Продакшн
Почти одновременно с выходом фильма Лозницы на Римском кинофестивале состоялась мировая премьера другого фильма почти с таким же названием — «Донбасс. Окраина» Рената Давлетьярова. Действие фильма разворачивается в августе 2014 года на окраине Донецка. Молодой солдат украинской армии отправляется в зону боевых действий в качестве водителя. Спасаясь от обстрела, Андрей оказывается в подвале жилого дома, где знакомится с разными людьми, каждый из которых мечтает только о том, чтобы все это закончилось. Место действия то же, время то же, но акценты в фильме расставлены противоположным образом. Пространство, в котором происходит действие фильма, не «потерявшее себя», как у Лозницы, а, наоборот, раскрывающее героев. Находясь в подвале вместе с другими — проукраинской активисткой, столичной волонтеркой, представителем интеллигенции и, конечно же, жителями Донбасса, украинский солдат «прозревает», приходя к выводу о том, что «нас поссорили» и война никому не нужна. «Героя фильма неслучайно зовут Андрей Соколов, как звали героя "Судьбы человека" Сергея Бондарчука,— замечает российский кинокритик Андрей Плахов.— Ассоциация с "Судьбой человека" (1959) должна, видимо, перебросить мостик к традициям советского кино — гуманистического». Режиссер утверждает, что образы главных героев также позаимствованы из реальности. «Наш сценарист находился в Донбассе с самого начала всех событий. И в окончательный сценарий вошли несколько реальных историй. Действие фильма происходит не сегодня, а в 2014 году, где люди просто хотят выжить»,— рассказал Ренат Давлетьяров на пресс-конференции. Фильм пока видели только кинокритики, в российский прокат он должен выйти не ранее весны 2019 года.
Несмотря на разные жанры и противоположные политические позиции, оба фильма все же имеют нечто общее.
Авторы вынуждены конкурировать с жестокой реальностью и настаивают на том, что лишь отражают ее, ничего не выдумывая от себя.
Оба автора сознательно уводят своих героев с места боев на периферию, на окраину войны. Правда, у Давлетьярова есть эпизоды боевых действий: по свидетельству кинокритика Екатерины Барабаш, «воюет в фильме только украинская армия». Но формально оба автора настаивают на антивоенном характере своих работ. Лозница хотя и говорит, что «Донбасс — это не регион, а понятие», все же настаивает на том, что это фильм об общей «боли, которая вокруг нас». Давлетьяров также убеждал журналистов, что его фильм «не имеет отношения к политике». Что, впрочем, по мнению Екатерины Барабаш, опровергается первыми же титрами фильма, сообщающими, что на Украине «произошел государственный переворот» — официальная формулировка, принятая в России по поводу событий 2014 года.
По количеству художественных фильмов о войне в Донбассе Украина сегодня лидирует с большим перевесом. Фильм Давлетьярова лишь представили на фестивале, в то время как на Украине уже вышел в прокат ряд фильмов на ту же тему: «Киборги» (2017, режиссер Ахтем Сеитаблаев) о боях в донецком аэропорту, «Позывной "Бандерас"» (2018, режиссер Заза Буадзе) и вот теперь фильм Лозницы. Стоит отметить, что в России фильм о Донбассе также собирался снимать режиссер Владимир Бортко: это должна была быть экранизация нового романа Александра Проханова «Смерть городов». Известен бюджет будущего фильма — 309 млн руб., а также исполнители главных ролей: Владимир Меньшов и Алексей Чадов. Правда, в сентябре 2017 года Владимир Бортко заявил, что финансирование фильма временно приостановлено: «Фильм четыре раза запрещали и четыре раза разрешали. Почему? Сопротивление нашей либеральной общественности страшное. Они его не хотят. Но думающие люди, настоящие патриоты во власти понимают необходимость этого фильма».
В фильме «Донбасс» Сергей Лозница смотрит на героев с юмором и иногда с симпатией
Фото: Arthouse Traffic
Но загадочная история с фильмом Бортко объясняется, как можно предположить, вовсе не происками мифических «либералов» во власти. В России без отмашки государства едва ли возможно сегодня политическое высказывание о Донбассе, тем более на деньги самого же государства. И если фильм Бортко испытывает «трудности с финансированием», это можно понимать как сигнал: государство не спешит форсировать тему, предпочитая делать ставку на более «умеренную оценку» случившегося. Потому и первой российской художественной работой о Донбассе в итоге стал более «умеренный» фильм Давлетьярова. Судя по тому, что и фильм Давлетьярова не спешат ставить в прокат, можно предположить, что он пока предназначен скорее для международной аудитории — в качестве пробного шара: посмотреть на реакцию. Для внутренней же аудитории есть гораздо более эффективное средство — телевидение. Говорить то же самое еще и с помощью фильмов кому-то кажется, вероятно, избыточным и расточительным. Кроме того, при всей риторике российский истеблишмент понимает, что привычные формы пропаганды — героическое кино про «наших» — сегодня уже не работают. Кинопублика стала изощреннее.
Однако даже при формальном желании авторов создать сегодня «антивоенное высказывание» чувствуется, что для этого нет ни воли, ни опыта, ни подходящего языка. Этот навык, несмотря на опыт 1980–1990-х, сегодня, кажется, утерян. Говорить про мир так же убедительно, как про войну, не получается. В итоге все равно на экране конструируется «война» — просто другими средствами. И единственное, о чем постсоветское кино сегодня нам сообщает,— именно о бессилии разрешить кровавый конфликт. Это и можно считать экзистенциальным ответом начала XXI века: мы опять не знаем, что делать с современным разорванным, потерянным сознанием, не знаем, что предложить человеку взамен имперских и тоталитарных «традиций». Альтернативой этой «войне в головах» можно считать разве что документальный фильм Виталия Манского «Родные» (2016), где по крайней мере предлагается «выслушать всех». О перспективах появления нового киноязыка в новых трагических обстоятельствах мы спросили кинокритика Андрея Плахова.
— Фильм Давлетьярова выглядит как ответ Лознице с его «Донбассом». Можем ли мы говорить о начале идейного противостояния теперь и на экране или же эти фильмы несравнимы?
— Они не сравнимы прежде всего по уровню — интеллектуальному и художественному. Даже если не во всем принимать эстетику Лозницы, даже если не разделять его политические позиции, все равно ясно, что это амбициозный художественный проект. У Давлетьярова нет таких амбиций, он пытается делать «аполитичное жанровое кино», но, посаженное на горячий материал Донбасса, оно неизбежно становится пропагандистским.
— Как реагирует международная, в данном случае — фестивальная, аудитория на показы фильмов? Достигается ли цель, которую ставят оба режиссера,— «объяснить миру», каждый со своей стороны, что происходит?
— Думаю, значительная часть этой аудитории, даже фестивальной, с трудом воспринимает политический контекст. Разве что черный гротеск Лозницы (я бы не назвал это юмором). По моим наблюдениям, итальянские киножурналисты теряются в оценках украинской ситуации, не очень понимают, кто тут больше виноват и вообще кто есть кто. Ведь Давлетьяров намеренно не разделяет украинцев и русских, даже дает украинскому новобранцу имя Андрей Соколов. А когда иностранцы смотрят «Донбасс» Лозницы (действие происходит в не подконтрольном Украине Донецке) и, скажем, фильм «Вулкан» Романа Бондарчука (действие происходит в районе Каховки, на территории, подконтрольной Украине), то находят очень много общего: коррупцию, бардак, насилие. Пойди разберись. Только люди с промытыми мозгами (таких полно среди наших соотечественников, живущих, например, в Лондоне) знают ответы на все вопросы и очень страдают «в атмосфере русофобии». Прямо хочется их пригласить в Москву и прописать в своей квартире.
— Авторы говорят, что в кино снимались люди, которые в том числе участвовали в конфликте или наблюдали его вблизи. Да и само «кино о Донбассе» выглядит копией с телевизионной картинки. Нет ли тут рождения нового жанра «псевдодокументального свидетельства»?
— Я бы уточнил. Сценарий для Давлетьярова писал журналист, бывавший в Донбассе, но это все. Картина снималась в Крыму, и никакого наблюдения вблизи не заметно. Актрисы и актеры говорят с московским прононсом, главный герой-ополченец по-голливудски белозуб, так что про аутентичность говорить не приходится. И, конечно, из каждого кадра вылезают телевизионные пропагандистские клише. Но и Лозница не был в Донбассе, а его картина снята на основе ютьюбовских роликов. Получается, что и тот, и другой фильмы действительно строились на «псевдодокументальных свидетельствах» — телевизионных или интернетовских. Только использовались они с разными целями и стилистически по-разному.
— Бывали ли в истории кино аналогичные кинопротивостояния? Может ли тут служить аналогией кино о югославском конфликте в 1990-х годах?
— Классическое военное кино сформировалось на материале Первой и Второй мировых войн. В первом случае война трактовалась большей частью как бессмысленная бойня, и эти фильмы носили антивоенный, пацифистский характер. Зато во втором-то были антифашистские высказывания: было ясно, кто свои, кто враги, и все коллизии Второй мировой трактовались с позиции победителей. А если снимали немцы, разумеется, они каялись и тоже разоблачали нацизм. Поразительный опыт предпринял Клинт Иствуд, снявший дилогию о битве на Иводзиме: один фильм с точки зрения американцев (причем и он довольно критический по отношению к американскому официозу, фальсифицировавшему военные подвиги), другой — с точки зрения попавших в ту же мясорубку японцев. Других столь же ярких аналогов не знаю. Конечно, можно вспомнить Вьетнам, но все же там силы были неравны: прославляли «зеленые береты» и подвиги Рэмбо режиссеры второго ряда, в основном же кино на эту тему было антивоенным («Апокалипсис наших дней» Копполы и многие другие знаменитые фильмы). Югославское кино может похвалиться сильными фильмами о войне с немцами, но в разгар конфликта 1990-х они ничего выдающегося не сняли. Потом появилось несколько эмоциональных картин, особенно с боснийской стороны, где разоблачаются преступления сербов («Грбавица» Ясмилы Жбанич). Есть на эту тему и сербские фильмы, где тоже показана вина сербской стороны («Хорошая жена» Мирьяны Каранович). С обратной стороны ничего заметного, насколько я знаю, не появилось. Есть фильм «Мужчины не плачут» боснийского режиссера Алена Дрлжевика: собираются ветераны конфликта с разных сторон на сеанс психоанализа и выводят наружу свои травмы и чувство вины.