выставка фото
В московской галерее "ФотоСоюз" открылась выставка немецкого фотографа Асмуса Реммера "Война в России. Другой взгляд. Фотографии 1942-1943 годов". На выставке побывала ВИКТОРИЯ Ъ-МУСВИК.
Небольшой зал, приглушенный свет, развешенные по стенам цветные и черно-белые фотографии. На них улыбающиеся цветущие девушки, играющие дети, бани, поля пшеницы и мельницы. Обычная выставка в профессиональной фотогалерее, каких в год бывает множество: спокойная, камерная, хорошо сделанная. Но на этот раз ее будут долго вспоминать, называя шокирующей и провокационной. Потому что эти снимки были сделаны рядовым гитлеровской армии, побывавшим в России отнюдь не с художественными целями.
Жизнь Асмуса Реммера отчетливо распадается на две части: мирную и военную. Учился фотографии в ателье своей матери, сдал экзамен, получил гордое звание "мастер фотографии", снимал портреты и пейзажи. Продолжал делать снимки и после возвращения из американского плена, вместе с отцом открыл свою студию. Сейчас ему 93 года, и он очень хотел приехать в Москву на вернисаж — да здоровье подвело. В профессиональном мире Реммер не очень известен. Разве что специалисты говорят о том, что он — один из пионеров цветной печати. Обычная судьба немецкого фотографа средней руки — если бы не война с СССР, на которую солдат вермахта Реммер взял с собой камеру.
— У нас были сомнения по поводу того, стоит ли делать выставку накануне Дня Победы, но мы все же решились,— говорит президент Союза фотохудожников России Андрей Баскаков.— Я увидел эти снимки впервые в небольшой берлинской галерее Imago пару лет назад, и они сразу меня потрясли. Такой военной фотографии мы еще не видели.
Военные снимки Асмуса Реммера, как и его дневниковые записи, изданные только в 1987 году, ошеломляют, пугают, шокируют. Но вовсе не тем, что на них изображено, а скорее тем, чего в них нет. Скажем, победительного торжества, с которым (мы все знаем это с детства, из хроники, из фильмов о войне) враг проходил по нашей стране, давя ее тяжелым сапогом, сжигая деревни, мародерствуя, запечатлевая свои преступления на пленку. Здесь же почти нет самих немцев — только фотографии обозов и колонн с названиями вроде "Как в 1812 году" или "Русские наблюдают за нашим отступлением". Да еще кладбищенские кресты: Асмусу Реммеру поручено было снимать захоронения немецких солдат. Остальное он делал как фотограф-любитель.
Отсутствие врага вызывает чувство оторопи, потом протеста, почти внутренней истерики. Как посмел этот солдат-завоеватель, вторгшийся в нашу страну вместе с "ордами немецко-фашистских захватчиков" (фраза, которую также услужливо подсовывает память), смотреть на наших людей с таким дружелюбием? Какое право имел он снимать здесь пейзажи под названием "Утро в деревне" или портрет матери, укачивающей люльку с ребенком, с немецкой сентиментальностью подписывая фотографию "Материнское счастье"? Как могли они надевать ради него свои лучшие платья и столь явно позировать ему — как на снимке "Три поколения. Деревня Кузнецы"? И как мог он писать, например, такое: "Мы сделали длинный ночной переход, прежде чем перед восходом солнца увидели первую русскую деревню. Засыпанные снегом дома возникли неожиданно. Из печных труб в розовое утреннее небо поднимался дым. У меня возникло ощущение, что я читаю Библию..."
Второе шокирующее открытие, которое совершаешь на выставке немца Реммера,— это чувство другой, неизвестной России. Точнее, хорошо известной — по дореволюционным снимкам русских пикториалистов, Александра Гринберга, Максима Дмитриева. Но не так должна выглядеть советская деревня, к которой мы привыкли по официальным фотографиям и агитфильмам того времени: колхозные передовики производства, коммунистические праздники. Их нет — а есть мужики в лаптях, румяные улыбающиеся крестьянки, ощущение спокойного достоинства и остановившегося времени. В мире архаичных фотографий Асмуса Реммера нет идеологии — ни коммунистической, ни фашистской.
Парадоксально, что другую Россию открывает пришелец, что солдат чужой армии оказывается не врагом, а внимательным наблюдателем, художником, подмечающим детали и детальки неизвестной страны, ее обычаи. Что фотограф-любитель в гораздо большей степени, чем официальные авторы, оказался летописцем, создавшим исторические документы потрясающей эмоциональной силы. В какой-то момент ловишь себя на негодовании, относящемся уже прямо к организаторам выставки. В конце концов, какое право имели они разрушать мой уютный мир, в котором есть "наши" и "враги", показывать мне цветные снимки, когда всем известно, что и война, и вся наша история были исключительно черно-белыми?