Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина хвастается своими новыми поступлениями. Из всего собранного музеем за последнее десятилетие зрители могут увидеть около 50 вещей. Полюбоваться ими можно будет до 1 июня. Шедевры из запасников рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Среди новых приобретений оказалось немало интересного. Есть Анри Матисс — "Лежащая обнаженная на фиолетовом фоне". Есть работы русских художников, благодаря своей эмиграции подпавших под юрисдикцию Пушкинского музея, занимающегося западным искусством: два Василия Кандинских, 1925 и 1930 годов, три Марка Шагала, 1947, 1960 и 1980 годов, даже один Михаил Ларионов. Из авангарда есть еще бронзовое "Крылатое создание" Ханса Арпа, подаренное ГМИИ германским фондом Ханса Арпа и Софи-Таубер-Арп через московский Фонд Михаила Горбачева. Есть Джорджио де Кирико — сумрачная "Большая башня" 1921 года, почти не тронутая сюрреализмом и оттого похожая на пейзаж сновидения, еще не истолкованного по Фрейду. Есть даже Арманн с заключенной в прозрачный куб "Сожженной скрипкой" 1966 года. Правда, на выставку "Новые поступления" она не попала, поскольку уже занимает свое место в постоянной экспозиции музея рядом с Пикассо и Дереном, задним числом из нового реализма превратившись в запоздалый кубизм.
Правда, большинство новоприобретенных работ никакой не авангард, а классическая живопись и декоративно-прикладное искусство XV-XIX веков художников, чьи имена широкому зрителю ничего не говорят. Мадонны, Дианы, Венеры, Парисы с яблоком, девушки с корзинами фруктов. Натюрморт Витали с пышной корзиной стеклянистого винограда и бархатных фиг. И контрастирующий с ним кухонно-реалистический "Натюрморт с хлебом и ветчиной" Карло Мадзини, написанный в XVIII веке: деревянная посуда, простые стаканы, грубо порезанные ломти мяса. Непременные аллегории, неаполитанские берега, пейзажи с храмами и пейзажи с фигурами. Рядом с де Кирико расположился "Пейзаж с рыбаком" Анри Арпиньи 1860-х годов — две торчащие на заднем плане трубы вполне фабричного вида придают идиллическому речному пейзажу неожиданно урбанистический оттенок. Совершенно умилительным выглядит "Эдем" Ламберта Сустриса. Рай здесь похож на дышащий довольством скотный двор. Пускай на заднем плане можно разглядеть и Господа, и райские кущи, и диковинных единорогов и жирафов, зато первый план занимают выхоленные и откормленные овцы и коровы, которых хоть сейчас можно посылать на сельскохозяйственную выставку.
На "Новых поступлениях" свежеприобретенные сокровища еще не упорядочены, не разведены по залам, эпохам и жанрам, а просто вывалены, как содержимое старых сундуков, которые решили перетряхнуть. Поэтому рассматривать их хочется не профессиональным, а любопытствующим взглядом, дивясь то лиможским эмалям XVI века, то дивному алебастровому рельефу "Поклонение волхвов" английского мастера начала XV века, то голландской фарфоровой вазе XVIII века, стилизованной под китайскую. Экспозиция Пушкинского музея пока что исполнена совершенно домашней алчной радости коллекционера, наконец-то заполучившего в свою собственность полюбившееся сокровище. Коллекционеры, кстати, были едва ли не главными персонажами многочисленных речей, произносимых по поводу открытия выставки. Сотрудники музея то благодарили частных собирателей, принесших в дар вещи из своих коллекций, то сетовали по поводу того, что столько шедевров до сих пор закрыто для широкой публики и томится в частных домах. Что до ныне представленных публике новых приобретений ГМИИ, неизвестно, попадут ли они когда-нибудь в постоянную экспозицию, где затеряются среди более знаменитых полотен, или будут радовать в запасниках научных сотрудников. В музейных хранилищах эти прелестные произведения второго ряда чем-то напоминают домашних кошек, помещенных в вольер зоопарка. Здесь им, конечно, обеспечат идеальный уход, питание и игры точно по расписанию. Но вряд ли кто-то будет чесать их за ухом, называть дурацкими ласковыми прозвищами и повязывать банты — то бишь не осознавать их исторически-художественную ценность, а просто любить.