Пасхальный фестиваль классика
На втором концерте Пасхального фестиваля оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева исполнил интриговавшую всех программу. В диалоге с мобилками православного люда и в чередовании с музыкой Шостаковича и Глиэра прозвучали два подношения маэстро Гергиеву, которому послезавтра исполнится 50 лет,— Александра Раскатова и Гии Канчели. Рассказывает ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
Не секрет, что сочинение музыки к юбилеям великих, к коим, вне всякого сомнения, уже относится Валерий Гергиев, движимо не только зовом сочинительской души. Иногда и конъюнктурными соображениями. Авторы вправе сорвать аплодисменты не за свои композиции, а за сам факт их исполнения — в данном случае знаменитым Валерием Гергиевым. Всегда, когда беспроигрышность авторского расчета налицо, на чудо мало кто надеется.
Альтовый концерт сравнительно недавно эмигрировавшего из России Александра Раскатова — вещь изнурительная и никакой, кроме подносительской, цели не преследующая. Помимо Валерия Гергиева вторым объектом ее посвящения является Дмитрий Шостакович. И это двойное посвящение, конечно, с головой выдает авторские сомнения в аппетитности сочиненного: мол, если Гергиеву не глянется, то, может, кого-то хоть на предмет Шостаковича заинтересует.
Пятичастное примерно 35-минутное сочинение слушаешь, втайне надеясь, что вот уже кончится наконец эта смесь пустоватых "философизмов" альтовой партии (солировал Юрий Башмет) с прагматически накручивающими хронометраж оркестровыми ostinato (механистические повторы одной и той же фразы), колокольными звонами и прочим академическим трэшем. Все исключительно не к лицу ни Гергиеву, ни Шостаковичу, ни Башмету, ни оркестру Мариинского театра. Но, видимо, опус все же заполняет какую-то нужную им всем лакуну. У Гергиева с его вечным дефицитом современной музыки появляется новое произведение. У Башмета, переигравшего с Гергиевым по всему миру альтовые концерты Губайдулиной и Шнитке,— шанс пролонгировать еще одним общим концертом творческую дружбу с Гергиевым. Только Шостакович страдает совершенно безвинно.
Другой подарок — "Уарзон" Гии Канчели, по счастью, оказался короче предыдущего (всего 12 минут) и гораздо искреннее. Сделанный на материале музыки, давно сочиненной Канчели к спектаклю Стуруа "Кавказский меловой круг", "Уарзон" — настоящий сувенир с подтекстом. Дело в том, что по-осетински "уарзон" означает любовь, а по английски — военную зону, что, согласитесь, весьма находчиво портретирует дирижера, живущего на вулкане собственной славы, а равно нынешнюю ситуацию на Кавказе (о чем прямо говорилось в письме Гии Канчели, зачитываемом, видимо, в качестве романтической программы его сочинения). В музыке, правда, соответствий симфоническому масштабу Валерия Гергиева искать не стоит. Как и другие фирменные опусы Канчели, "Уарзон" представляет собой тоскливый монтаж маршиков, недопетых мелодий, звуков, символизирующих ход времени, и пауз, символизирующих смирение кавказских мудрецов.
Начало подпортило и продолжение — исполнявшиеся после них Концерт для голоса с оркестром Глиэра и Четвертая симфония Шостаковича. В Глиэре, которого пела небесной красы Анна Нетребко, оркестр был всецело подчинен маскировке сыроватых, по всему видать, недоученных сопрановых рулад. Ну а в Четвертой Шостаковича, оказавшегося совсем не гергиевским композитором, дело подпортило хамство слушателей, не выключивших мобильные телефоны. Так бедному Дмитрию Дмитриевичу, звучавшему под непрестанные звонки и переговоры, дважды не повезло за один вечер.