премьера балет
В Мариинском театре поставили "Этюды" Харальда Ландера на музыку Карла Черни. На премьере самого знаменитого балетного урока ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА почувствовала себя экзаменатором.
"Этюды" в 1948 году выдал датский педагог Харальд Ландер, после чего вошел в историю классическим "автором единственного произведения". Соавтором были поколения балетных танцовщиков и педагогов, сменявшие друг друга от рождения европейского балета.
На сцене экзерсис, балетный урок: последовательность упражнений, с которых начинается рабочий день всех танцовщиков. Последовательность, которая вытачивалась столетиями и неизменна почти две сотни лет. Форма движений в общем тоже. Пять позиций, приседания на развернутых в сторону ногах, палка, протянутая вдоль стен, рука лежит на палке, простейшие батманы, монотонность повторов, нарастание сложности, и только к концу возникает нечто похожее на танец: мышцы и связки идеально разогреты для предстоящего рабочего дня — единственная сверхзадача урока выполнена. Все насквозь прагматично.
Так что отпущенный Богом талант у Харальда Ландера ушел в основном на то, чтобы удивиться тому, что видишь каждый день, и разглядеть в этой суконной профессиональной прозе слиток чистейшего театрального золота. Харальд Ландер перенес экзерсис на сцену, положил на музыку Карла Черни и взял в кавычки. Будучи педагогом, господин Ландер давал урок ежедневно. Годами. Одна и та же декорация: зал, зеркало, палка вдоль стен. Одни и те же движения. Одни и те же люди. Одни и те же ошибки. "Этюды", надо полагать, в один прекрасный день родились в голове автора вместе с мыслью, что вот сейчас он откроет рот и произнесет замечание, которое перед этим произнес 99 раз. "Подбери зад",— допустим, хотел сказать он какой-нибудь балетной девчонке и тут же, наверное, представил, как будучи педагогом, повторит то же самое еще 999 раз. Так что в "Этюдах" он ставил свой маленький личный ад. Композиция балета следует структуре экзерсиса и, стало быть, коллективно-анонимна. Но при этом полна столь личных восторга, отчаяния, ненависти, насмешки и любви, что понимаешь, почему это произведение осталось у хореографа единственным: второй раз так выложиться невозможно. Именно потому, что он сгоряча выпалил о балете все, что думал, чего боялся, за что любил, жалел и ненавидел, "Этюды" выглядят почти как китч.
Преувеличено все. Нахмуренная сосредоточенность кордебалетных трудяг, тянущих стопы в батманах с видом прямо государственной важности. Пафос, с которым балерина, самодовольно улыбаясь, впечатывает свои пируэты. Меланхолия, с которой солистка, одетая романтической сильфидой, плетет нежные узоры руками. Романтическое пижонство летчиков-асов, с которым двое солистов-мужчин вычерчивают в воздухе фигуры высшего балетного пилотажа. Озорной комизм скоростных прыжковых трасс, когда танцовщики несутся по сцене, будто по горячей сковороде. Бравурный шик финального хореографического тутти. В датском Королевском балете и Парижской опере 1950-х "Этюды" и ставили как китч: с жирными бархатными занавесками, балеринами в тюрбанах, зеркальными нишами, тяжеленными бриллиантовыми диадемами, гигантскими люстрами над сценой и прочей балетной гадостью. Следуя этой традиции, Мариинский театр мог бы предложить взамен фотопроекции туристических открыток на заднике (Исаакиевский собор, Нева, Петропавловская крепость, Зимний дворец) с каллиграфической надписью "Душой исполненный полет". Но, к счастью, балет господина Ландера, поначалу притворявшийся жеманной куколкой-балетницей, с тех пор уже обнаружил свой истинный оскал. Для любой труппы "Этюды" — это сеанс полного профессионального саморазоблачения.
В работе и действии — весь арсенал балетной техники. На работающие ноги направлен безжалостный электрический свет. На столь элементарные слагаемые до этого никто не разлагал классический танец на сцене. Все предельно честно: движения повторяются с обеих ног, пируэты вертятся в обе стороны, а не в ту, в какую лучше получается, как в обычных балетах. Угрожающие россыпи подводных камней видны только знатокам, техницизм "Этюдов" не бьет на эффекты. А спрятаться танцовщикам попросту не за что: ни тебе образа, ни роли, костюмы даже костюмами не назовешь — просто пачки, черные и белые. Изъяны сложения, недотянутые стопы, висящие колени, скверная выворотность, да просто сбой в синхронной муштре кордебалета — и "Этюды" превратятся в жестокий акт обвинения, позорный столб, лобное место. Видимо, поэтому артисты Мариинки транслировали со сцены в основном бездонный ужас экзаменующихся студентов. Хотя с чего бы им так париться, было совершенно непонятно. Крепкие ноги петербургских девушек смачно выделали все комбинации у палки, построенные на игре стоп. Заноски мужчин были тяжеловаты, но, безусловно, выворотны и исполнены на положенной небольшой высоте. А Леонид Сарафанов, украинское приобретение Мариинки, и вовсе прощебетал свои антраша с блеском. Андриан Фадеев мужественно открутил коварные фуэте, продемонстрировал большой пируэт с обеих ног и без видимых усилий чертил над сценой завихрения больших прыжков.
Не волновалась только балерина Светлана Захарова. Но она, по-моему, вообще никогда и ни по чему не волнуется — вгрызается ли змея в горло ее баядерки, раскалывается ли сердце ее снегурочки Жизели. Поразительным образом госпоже Захаровой удается в первозданной свежести сохранять веселое удивление ребенка, забавляющегося с затейливой послушной игрушкой — своим идеально вылепленным для балета телом: растягивать ноги в вертикальный шпагат, нанизывать цепи вращений, демонстрируя невероятный самоконтроль в убыстрениях и замедлениях темпа, легко выталкивать тело в острых прыжках. И даже публика вела себя как положено. Втайне скучая, делала понимающее лицо во время скучных серий каких-нибудь простейших батманов, вспыхивала аплодисментами в ответ на ударные прыжки Андриана Фадеева, ловилась на ложные концовки, вставленные шутником Ландером посреди балета, и с облегчением разразилась овацией, когда занавес Мариинки без всяких там шуточек важно пополз вниз.