— Михаил Васильевич, создание еще одного Российского национального оркестра — это реально?
— Лично мне все это неприятно. Я, конечно, понимаю, что если кому-то, например, в Берлине вздумается назвать свой оркестр Оркестром Берлинской филармонии, там только посмеются. Посмеются и в Америке, если, допустим, Курт Мазур, бывший глава оркестра Нью-Йоркской филармонии обидится, что с ним не продлили контракт, пойдет к Бушу и образует еще один оркестр Нью-Йоркской филармонии. Но у нас же все по-другому.— А как вы узнали о намерениях Владимира Спивакова создать еще один Российский национальный?
— Я обо всем узнаю из прессы. Оттуда же я узнал и что оркестрантов РНО Владимир Спиваков намерен брать без конкурса. Где-то была даже цифра, что в новом оркестре предполагается 80% наших музыкантов.
— На что сторонники Спивакова могут заявить: а это экспроприация экспроприированного. В ваш-то оркестр тоже в свое время шли люди из четырех других оркестров.
— Я ни у кого из музыкантов не отбираю право собственного выбора. Пожалуйста! Если человек сочтет, что где-то ему будет лучше... Так ведь было всегда. И Тосканини свой оркестр создавал, уводя из других. Но только он не называл свой оркестр чужим именем. А что касается создания РНО, вот представьте: 90-й год, вы работаете концертмейстером в стабильном коллективе, у вас хорошая зарплата, положение. И вдруг однажды говорите жене: "А я перехожу к Плетневу".— "Что? А сколько он платит".— "Не знаю".— "А где база оркестра?" — "Ее еще нет". Люди готовы были изменить свою жизнь. Но дело в том, что в РНО они шли не за деньгами. Это был жест идеалистов.
— Никакой бюджетной копейки вообще не водилось?
— Так уж вышло, простите. Как-то было неудобно просить бюджетные деньги: учителям тогда не платили, пенсионеры были на мели, наука тоже. Вспоминаю, как в Швейцарии я рассказал обо всем этом одному другу, он говорит: "Пойдем в банк". Пришли. Там какой-то чиновник. Говорим, мол, нужны деньги для оркестра. "А где оркестр-то?" — "Да в России". Чиновник сперва рот открыл. Потом закрыл. А потом деньги дал. Мы литавры на них купили.
— Вам не кажется нелепым создание очередного оркестра в городе, уже перегруженном не первостатейными оркестрами?
— Кажется. Столько оркестров ни к чему. Это даже не поле конкуренции. Это что-то другое. Я не понимаю.
— Кого? Минкульт? Швыдкого?
— Ну и Михаила Ефимовича тоже. Мы с ним знакомы давно. Он очень образованный и культурный человек. Когда мы говорим, у меня всегда чувство, что мы говорим на одном языке. А вот когда какие-то дела, это не всегда сходится.
— Не кажется ли вам, что в нынешней ситуации Минкульт находится в подневольном положении. Что ему это дело спустили?
— Есть такое ощущение. Владимир Спиваков, насколько я знаю, очень давно дружит с Владимиром Путиным. Но тут, наверное, надо учесть, что от музыки наше правительство все же удалено. Может, даже слишком удалено.
— Но слушатели-то в курсе. Вы не думали, кстати, что если возникнет второй Российский национальный, дело очень быстро обернется курьезом. В том смысле, что Владимир Спиваков окажется в ситуации невыгодного для себя сравнения с Михаилом Плетневым?
— Это может произойти. Но может и не произойти. Зато того же слушателя два Российских национальных еще как могут запутать. Какое-то время назад на Западе ведь появлялись сразу несколько Больших театров, сразу несколько Московских филармоний. Были и наши двойники — Российские национальные. Нас это, признаюсь, смешило: значит, все-таки неплоха наша репутация. Но это, скорее, бытовая радость.
— А зачем тогда вы вообще приглашали Спивакова?
— Дело в том, что до Спивакова я приглашал Мстислава Ростроповича. Это был очень долгий и сложный разговор. Ростропович не согласился, потому что был сильно обижен на московскую критику. Поэтому мы его и лишились.
— А зачем тогда сами отошли от дел?
— Мне элементарно не хватало, да и сейчас не хватает времени. Я пишу музыку. А знаете, что такое гастрольная жизнь? Пятнадцать концертов за двадцать дней. Я ведь как пианист тоже очень много выступаю. Это сложно: я не могу играть просто так. А весь этот год я, например, провожу на телефонах и в переписке — с Кентом Нагано, с Пааво Берглундом, с оркестром, с агентствами.